— Матери скажешь, что едешь к подруге и вернешься поздно. Ну, или соври что-нибудь другое. Будешь работать… как в прошлый раз. А это доля за прошлую работу. Фишки, разумеется, оставь дома. Закуркуй куда подальше.

Он протянул небольшой сверток.

— Здесь триста знаков.

Галя взяла деньги с легким недоумением. Собеседник заметил ее реакцию.

— Бери, чего там, бери. Ты свое отработала, — сказал он поощрительно.

Сверток с деньгами Галя спрятала на огромном шифоньере в коробке со старыми туфлями. Черкнула записку матери, на ходу соображая, у кого из подруг лучше переночевать сегодня. Перед тем, как выйти, окинула комнату взглядом, чувствуя себя то ли обманщицей, то ли воровкой.

«Будь, что будет, — с тоской подумала она. — По крайней мере, это даже интересно».

Когда она вернулась во двор, где только что разговаривала с «Флотским», там не было вообще никого, кроме большой собаки, взявшейся невесть откуда.

— Галка! — услышала она незнакомый голос за спиной.

В десяти шагах разворачивалась старая «Волга» с фигуркой бегущего оленя на капоте. Галю окликнул шофер, усатый мужик в потертой кожанке. Беспалого она увидела, открыв заднюю дверцу.

— Шевелись, — сказал он ей без всякого выражения. — Трогай.

Поехали куда-то в район Сокольников, долго петляли, пока не остановились во дворе какого-то склада.

— Что сказала дома? — спросил Беспалый.

— Никого не было. Я оставила записку, что поехала в гости к подруге, в Немецкую слободу.

— Нормально, — одобрительно усмехнулся Беспалый. — Сейчас тебя заколотят в пустой ящик из-под табака.

— Я же задохнусь, — испугалась Галя, ничего не понимая.

— О тебе позаботились, — успокоил он, — в ящике сделаны отверстия, дышать можно, хоть я и не пробовал. Крышка будет держаться на двух гвоздях, ты ее легко снимешь.

— Это надолго? — отрешенно спросила Гали.

Тюрьма, которая так живо представилась ей недавно под ледяным взглядом старшины Никишина, сейчас сжалась до размеров пыльного ящика из-под чая, чтобы вскоре явиться во всей ее устрашающей громаде. Отвертеться, судя по всему, невозможно. Галю, как и Снегиря, эти люди используют сходу, в явочном порядке.

— Тебя погрузят вон в ту машину. Ящики притаранят в один магазин. Грузчики, вон они стоят. Эти фраера поставят твой ящик последним, чтобы ты легко могла вылезти. Когда магазин закроют и все уйдут, ты осторожно, без всякого лишнего шума вылезешь. Не чихай, не кашляй, понятно, подойдешь к двери и откроешь засовы. Снаружи тебя буду ждать я, так что, до встречи. На этой же «Волге» тебя отвезут домой, как принцессу.

«Почему все это происходит со мной?» — с ужасом думала Галя.

«Моссельпромовский дом», детство, мать, соседей она видела теперь как бы с большой высоты. Москва превратилась в карту, которую пересекала змеевидная лента реки.

«Флотский», казалось, догадался, о чем она думает. Он наклонился к ней, положил мозолистую руку на колено и шепнул на ухо:

— Все получится, не бзди. К двенадцати ты будешь дома и забудешь обо всем.

Галю начала трясти мелкая дрожь, зуб на зуб не попадал. Ей казалось, что все слышат, как у нее стучат зубы. Она обхватила себя руками, чтобы согреться.

— Сверим часы, — буркнул «Флотский», — Так, сейчас без десяти семь. Откроешь засовы в восемь тридцать. Держи фонарик.

В руках Гали оказался трофейный фонарь фирмы «Диамант» с красным, зеленым и синим светофильтрами. — А сейчас иди за мной.

Вскоре они оказались в какой-то выцветшей, желто-серой каптерке. Трое грузчиков курили папиросы «Казбек», расположившись вокруг раскрытого ящика из-под табака. Как показалось Гале, они не обратили на нее никакого внимания. «Флотский» куда-то делся.

— Я хочу пить, мне… мне надо сходить в туалет, — начала канючить она, точно надеясь на то, что все как-то переменится.

Один из грузчиков махнул рукой куда-то за ящики.

— Ступай туда, красючка, справляй свою нужду, а вода вон в ведре, где кружка. Давай, живо.

А когда ей пришлось паковаться в ящик из-под табака, шофер то ли насмешливо, то ли поощрительно, «Флотского» не было рядом, произнес:

— Давай, быстрее! Смотри только громко не пукай, когда будешь в ящике. Сторож снаружи услышит и испугается.

И они весело заржали.

Галя мгновенно возненавидела все и вся — этот двор, внезапно зарядивший дождь, себя, наконец, «большого кобыльего недоноска», как с похмелья величал ее вечно пьяный сосед Вовчик (сказать по правде, он адресовал это выражение едва ли не всем подряд). Но деваться было некуда. Вскоре она уже оказалась в полной темноте в позе, от которой быстро начала неметь спина.

— Если я выйду отсюда, — в отчаянии несколько раз повторила она, — если я только выйду отсюда…