Мэри, однако, тоже времени не теряла, и мне здорово от нее досталось.

Я перекатил ее на спину и, все еще сжимая в захвате, умудрился встать на колени. Пришлось освободить ее ноги, чем она тут же воспользовалась, но зато я сумел перегнуть Мэри через колено, поднялся и волоком потащил ее к камину.

Она билась, как разъяренная пума, и едва не вырвалась. Но все же я дотащил ее, схватил за волосы и выгнул плечами над огнем. Я хотел только обжечь паразита, чтобы он, спасаясь от жара, отцепился. Но Мэри так яростно сопротивлялась, что я потерял опору, ударился головой о верхний край камина и уронил ее на раскаленные угли.

Она закричала и выпрыгнула из огня, увлекая меня за собой. Еще не очухавшись от удара, я вскочил на ноги и увидел, что она лежит на полу. Ее прекрасные волосы горели.

Пеньюар тоже вспыхнул. Я бросился гасить огонь руками и обнаружил, что паразита на ней уже нет. Обернулся, продолжая сбивать пламя ладонями, и увидел его на полу у камина. Рядом стоял, принюхиваясь, Пират.

– Брысь!
– крикнул я.
– Пират! Пошел вон!

Кот поднял голову и бросил на меня вопросительный взгляд. Я снова повернулся к Мэри и, только убедившись, что нигде больше не тлеет, встал.

Даже не успел проверить, жива ли она. Чтобы не хватать паразита голыми руками - слишком рискованно, - нужно было взять совок у камина и…

Пират застыл в какой-то неестественно жесткой позе, а паразит уже устраивался у него на загривке. Я прыгнул и, падая, успел схватить его за задние лапы, когда он, повинуясь воле титанца, сделал первое движение.

Хватать взбесившегося кота голыми руками по меньшей мере безрассудно, а удержать, если им управляет паразит, просто невозможно. До камина было несколько шагов, но он за считанные секунды разодрал ногтями и зубами мне все руки. Из последних сил я сунул кота в огонь. Мех на нем вспыхнул, пламя обволокло мои руки, но я держался до тех пор, пока паразит не свалился прямо на раскаленные угли. Только тогда я вытащил Пирата и положил на пол, но он уже не трепыхался. Я загасил тлеющую шерсть и вернулся к Мэри.

Она еще не пришла в себя. Я опустился на пол рядом с ней и заплакал.

За час я сделал, что мог, для Мэри. Слева волосы сгорели у нее начисто, плечи и шея были в ожогах. Однако пульс бился сильно, а дышала она, пусть часто и неглубоко, но ровно. Я продезинфицировал и забинтовал ожоги - на всякий случай я держу в хижине все необходимое - и ввел ей снотворного. Затем занялся Пиратом.

Он лежал там же, у камина, но выглядел просто ужасно. Ему досталось гораздо больше, чем Мэри, и еще, возможно, у него обгорели легкие. Я думал, он уже мертв, но когда я тронул его рукой, Пират поднял голову.

– Извини, дружок, - прошептал я, и он тихо мяукнул в ответ.

Я обработал и забинтовал его ожоги, но побоялся вводить снотворное.

После этого прошел в ванную и взглянул на себя в зеркало.

Ухо уже не кровоточило, и я решил его не трогать. Но руки… Я сунул их под горячую воду, заорал, затем высушил под струей воздуха, что тоже оказалось очень больно. Но забинтовать их я все равно не сумел бы, да и не хотелось: наверняка придется еще что-то делать.

В конце концов я вылил по унции крема от ожогов в две пластиковые перчатки и надел их на руки. В креме содержалось обезболивающее, и, в общем, стало терпимо. Я подошел к стереофону и позвонил местному врачу.

Объяснил, что случилось, что я сделал сам, и попросил подъехать.

– Ночью?
– спросил он.
– Вы, должно быть, шутите.

Я сказал, что совсем не шучу.

– Это невозможно. Ваш случай уже четвертый в округе, и ночью здесь никто не выходит на улицу. Завтра с утра я первым делом заеду к вам и осмотрю вашу жену.

Я посоветовал ему катиться к дьяволу, прямо с утра, и выключил стереофон.

В первом часу ночи Пират умер. Я похоронил его сразу же - чтобы Мэри не видела, в каком он виде. Руки от лопаты болели нещадно, но яма для него нужна была совсем небольшая. Я постоял немного над могилой, попрощался и пошел в дом. Мэри лежала без движения. Придвинув кресло к кровати, я сел дежурить. Старался не заснуть, но несколько раз, кажется, проваливался в полудрему. В общем, не помню.

Под утро Мэри начала ворочаться и стонать. Я обнял ее и зашептал:

– Я здесь, родная, здесь. Все в порядке. Сэм с тобой.

Она открыла глаза, и в них уже знакомый мне ужас. Затем она увидела меня и успокоилась.

– Сэм! Мне такой жуткий сон приснился!

– Все уже в порядке.

– А почему ты в перчатках?
– Мэри вдруг заметила на себе бинты; что-то в ее лице дрогнуло, и она все поняла.
– Это был не сон!

– Нет, родная, не сон. Но ты не бойся. Я его убил.

– Убил? Ты уверен, что он мертв?

– Абсолютно.

– Иди ко мне, Сэм. Обними меня крепко-крепко.

– Тебе будет больно.

– Все равно обними!

Я обнял ее, стараясь не давить на обгоревшие плечи. Спустя какое-то время она перестала дрожать.

– Извини, дорогой. Я всего лишь слабая женщина.

– Ну что ты! Видела бы ты, в каком я был виде, когда меня спасли от паразитов.
– Я видела. Но ты должен рассказать мне, что случилось. Я помню, как ты запихивал меня спиной в камин. И это все.