Шрифт:
– Вам понравилось чудо?
– Да, спасибо, - вскидываю руки и смущенно приподнимаю плечи, - вы здорово потрудились, ребята. Я даже не знаю, как вас отблагодарить.
– О, не стоит, Мира. Одной вашей улыбки достаточно.
Теперь я багровая. Принимать комплименты – удивительная способность, которой я, к сожалению, не обладаю.
– Вы, эм, - робко заправляю за ухо локон волос, - вы с Димой вместе учитесь?
– Я просил Бога свести нас с шикарной блондинкой, но, вместо фигуристой одноклассницы, он подослал нам этого странного типа.
Усмехаюсь. Скрещиваю на груди руки и протягиваю:
– Серьезно?
– Естественно.
– Идет! Так, все-все, - один из парней хватает второго под мышки и стаскивает вниз. Тот выругивается, правда, не присаживается обратно. – Если спросит – мы ничего тебе не говорили, ясно?
– Ясно.
– Серьезно, - официант наиграно хмурит брови, вскидывает руки и начинает ими вертеть перед моим лицом, будто читает заклинание - ты нас не видела…
Затем, рассмеявшись, близнецы трусцой отбегают в сторону комнаты для персонала и скрываются за металлической дверью, оставив меня в полном замешательстве.
Несколько секунд действительно нахожусь в неком трансе. Мой мозг настолько сильно отвык от общения с людьми, что сейчас впадает в некий ступор. Не замечаю, когда подходит Дима. Просто вдруг чувствую, как кто-то встряхивает меня за плечи и отмираю.
– Что?
– Ты здесь? – парень придвигает ко мне стул, садится совсем рядом. Он улыбается, как всегда криво, но так знакомо. – Столкнулась лицом к лицу с моими личными глобальными катастрофами?
– Наверно. – Недоуменно морщусь и улыбаюсь. – Они такие…, такие быстрые.
Дима лишь пожимает плечами. Подпирает рукой подбородок и признается:
– Рядом с ними я чувствую себя заторможенным. Они будто бегают, крутятся, болтают, делают что-то в ускоренной перемотке, а я тяжело и растяжно зеваю, к примеру, или иду по квартире, переставляя ноги так же грузно, как Годзилла из фильма девяносто восьмого года.
Смеюсь. Повторяю позу парня и хитро сужаю глаза. Гляделки. Правила просты, правда, к чему они, если отворачиваться никто не хочет?
– Подождешь меня?
– Подожду.
– Я постараюсь недолго.
– Мне некуда спешить.
Дима как-то странно сканирует мое лицо, кладет голову на стол и улыбается.
– Что? – Смущенно прикусываю губу, - что так смотришь?
– Ничего.
– Ну, конечно.
– Правда.
– Дим.
– Мира.
Сдерживаю улыбку. Приподнимаю подбородок и делаю вид, будто совсем не сражена его особенным талантом приводить все мое существо в состояние невообразимой горячки.
Когда в книгах рассказывают о любви, там пишут, что время замедляет ход, что вокруг все преображается, становится иным – авторы лгут. Ничего не меняется в окружающих нас вещах, абсолютно. Меняешься ты сам. Твое состояние и твои чувства. И ты можешь обманывать себя сколько угодно, будто дело в особенном освещении, которое вдруг стало другим, или в месте, где вы находитесь именно сейчас в данную секунду, хотя раньше в нем ровным счетом не было ничего уникального. На самом деле изменениям подвергается твое видение мира, твои ощущения, твои суждения, и, да, возможно, время замирает. Только не в реальной жизни, а в твоей голове.
Я продолжаю смотреть на Диму. Он продолжает смотреть на меня. И вечность отнюдь не во времени, которое внезапно изменяет свою калибровку. Вечность между нашими лицами, строго в наших одинаковых, похожих мыслях.
– Мне пора работать.
– Иди. – Я моргаю, чтобы как-то освободиться от забвения и бросаю взгляд на книжный шкаф, словно изгородь отделяющий меня от остальных людей. – Я почитаю что-нибудь.
– «Мизери». – Дима подмигивает и улыбается. – Неплохо было бы иметь в своем анонимном клубе любителей Кинга тебя, Мира.
– Непременно подумаю об этом.
Парень оставляет меня, через несколько минут приносит чай и блинчики с мясом. Я люблю его желание сделать мне приятно. Это окрыляет. Будто раньше я была прикована к земле равнодушием и лицемерием окружающих, а теперь я свободна, благодаря его способности делиться со мной своим светом. Дима словно лишний раз доказывает: люди – разные, среди них есть те, кому не плевать. И я действительно начинаю в это верить.
В жизни происходит столько плохого, столько ужасного, и как же важно каждому иметь рядом с собой вот такого вот «Диму»: человека, который смог бы поднять на ноги тогда, когда это кажется невозможным. Я невольно рисую идеальный портрет, идеального парня, у которого судьба иная, легкая, ну, или, по крайней мере, терпимая. Когда же озарение снисходит на мою голову, и я вспоминаю, что Дима потерял сестру, меня поглощает ужас. Разве у спасителей могут быть собственные проблемы, недуги? Ведь кажется, что все эти герои – люди, не обременённые обычными человеческими трагедиями. Как же я ошибаюсь. Украдкой наблюдаю за парнем и осознаю: именно благодаря тому, что он пережил – он стал тем, кто он есть. В конце концов, спасителями становятся те, кто в свое время сам нуждался в спасении.
Мы уходим из ресторана в конце обеда. Молча улыбаемся, сталкиваемся плечами и опять улыбаемся. Затем вновь идем, вновь сталкиваемся, и я готова жить в этом моменте вечно. Ни я, ни Дима – никто из нас не делает ничего особенного. Мы просто плетемся по улице, просто находимся рядом, но внутри почему-то тепло. Так тепло, словно происходит нечто удивительное.
Неожиданно Дима поправляет горло черной водолазки и признается:
– Хочу танцевать.
– Что? – растерянно вскидываю брови. – Сейчас?