Летчик надел черную кожаную куртку, пробковый шлем, поднялся в кабину, помахал оттуда публике рукой в перчатке. Два его помощника держали аэроплан за концы крыльев, два других принялись по очереди раскручивать пропеллер: рывком повернут лопасть – и отскочат, словно от опасного зверя, и опять повернут.

Мотор заработал, аэроплан, оставляя за собой синий дым, встряхиваясь на колдобинах, побежал прямо к обрыву. В толпе какая-то женщина закричала от страха, но «Блерио» уже повис над морем, стал удаляться, набирая высоту. Вернулся, сделал круг над зрителями и по огромной дуге, забираясь все выше, опять ушел к горизонту, стал виден только в бинокли. Вернулся, стал снижаться, сел…

Вице-губернатор, Роберто и его друзья Бруно и Ненко познакомились со Славороссовым. Летчик показал им, как устроен аэроплан. Все в машине было продумано, все на своих местах – значит, кто-то все это сумел продумать, сделать.

Роберто перестал в гимназии слушать учителей. На уроках рисовал в тетрадях машины, летающие и другие, придумывал их. Придумывал дальнопишущую машину. Это обычная пишущая машинка, но под каждой ее клавишей установлен электромагнит с контактом и батарейка. Печатаешь – и сигналы по проводам идут к таким же клавишам на другой машинке… Придумал и вычертил дома приливную, или волновую, электростанцию: в море качаются на волнах огромные поплавки, целые баржи, связанные коромыслами с берегом. Энергия качаний передается поршневым насосам, которые поднимают воду в хранилище, высоко над морем. Оттуда она подается на гидротурбины с динамо-машинами.

Это мысли – уже не чьи-то, а его, Роберто ди Бартини. Он хочет повелевать вещами, чтобы не он их, а они были его рабами!

Человек несовершенен, он только начал свой путь, но уже кое-чего достиг. Пересекает океаны, поднялся в воздух, изучает Землю: все, что на ней есть, наносит на карты…

Роберто вычерчивает карту Европы:

 – Папа, а каким цветом наносить государственные границы?

 – Границы?.. О, они, мой мальчик, цвета не имеют. Реки, моря, озера – синие, только разных оттенков, равнины зеленые, пустыни желтые, а границ между государствами природа не предусмотрела, они – позор людей…

И это мысли императорского сановника! Но Роберто знает, что отец тяготится своими служебными обязанностями, выполняет их лишь по гражданскому долгу, что он ни во что не ставит свою ученую степень доктора юридических наук, а любит – химию. В чем же дело, почему он не стал химиком? Где была его воля?

Не все в мире делается так, как надо… А как надо?

В Фиуме всеобщая забастовка портовиков, транспортников и коммунальников. Остановились трамваи, не выехали на улицы извозчики, не машут метлами дворники. Ветер гонит по мостовой пыль, мусор, не горят фонари. Замерли подъемные краны в порту, железнодорожные составы возле причалов, в домах выключен свет, водопровод.

Роберто отправился с отцом в город, увидел на площади колонны хмурых, молчаливых демонстрантов с красными флагами.

 – Папа, это они устроили беспорядок?

 – Они голодны, Роберто, и их дети голодны. А ты ведь помнишь закон развития живого: голодные, обездоленные имеют право бороться за справедливость. Вот они и борются, так что это не беспорядок!

К вице-губернатору явилась депутация от деловых кругов с просьбой, с требованием вызвать войска, объявить в городе чрезвычайное положение.

 – Господа, как вы понимаете, войска прибудут сюда не для парада, а чтобы стрелять. И на насилие бастующие ответят насилием, по своему естественному праву. А их много, очень много, и если они объединятся, вы… мы должны будем отступить. Поэтому, господа, не лучше ли сразу с ними договориться, мирно?

Роберто, притихнув, сидел в глубоком кресле, остаться его попросил отец. Лет через десять – и через целую эпоху: военную – в апреле 1920 года забастовали несколько сот тысяч металлистов и машиностроителей Турина. Осенью, в ответ на локаут, рабочие заняли заводы, создали Красную гвардию и стали налаживать производство. Два-три. месяца предприятия Турина, несмотря на предсказанный им крах, работали без администрации, управляемые фабрично-заводскими советами.

Работали бы и дальше, считал Бартини, если бы соглашатели не раскололи движение. Но опыт остался, опыт решительного протеста.

 – Вот так, – Роберт Людовигович скрестил на груди руки. – Когда весь Турин сказал «нет!», правительство ничего не смогло с ним сделать!

 – Однако же в конце концов сделало… Нашлись, как почти всегда бывало, соглашатели, карьеристы-демагоги…

 – Вы правы. Значит, надо цель, к которой стремятся карьеристы, лишить привлекательности. Надо, чтобы административные посты давали не привилегии и доход, а только дополнительные общественные обязанности. Как было в Турине. А хочешь стать лично богаче – пожалуйста, двигай вперед науку, технику, искусство, производство!

На карнавале в Венеции.

 – Роберто, взгляните, – всполошилась тетя Елена. – Вот этот господин называет себя министром короля Франции Филиппа Восьмого Орлеанского!

 – Что ж, посмотри, Роберто, – сказал вице-губернатор. – Господин не желает признать, что Франция давно обходится без королей и их министров. А вот идет человек, без которого она многое потеряла бы: Эмиль Золя, писатель.

Все в мире меняется, движется, развивается. А весь мир? Меняется ли он в целом, в сущности своей, движется ли куда-нибудь? Было ли у него начало, будет ли конец?