Шрифт:
А на Павла она обратила внимание только в Новый год, на маскараде в гортеатре. Еще подумала: ну нахал, уставился! А весной он говорит: «Лидусь, выходи за меня!»
– Ни за что! Не хочу вообще замуж, не хочу детей, хозяйства, а хочу учиться!
– Не будет хозяйства, будешь учиться…
– И детей не хочу!
– Не будет детей…
– Все равно не хочу, и вы на меня не обижайтесь, пожалуйста, вот еще глупости какие!
И вдобавок, чего она ему не сказала, пожалела его, – влюбиться в него она вовсе тогда не влюбилась. Она – девчонка, а ему уже под тридцать было, и он был сутулый, правда немного, и от него «целых две жены ушло», и вторая так даже с ребенком Лонжероном – ну придумал имечко сыну псих-летчик!..
А на большой перемене он дождался Лиду внизу, и они расписались… «Да нет, не на другой день, а недели через две. И не на тротуаре, – послушайте, что это вы выдумываете такое? – потому что все это гораздо, гораздо сложнее (о, господи!) – а просто там возле самой школы загс был… А вечером на набережной – этот выстрел проклятый, от которого папа ошалел… И знаете, если это вам так безумно смешно, я могу и замолчать!»
Лидия Алексеевна явно играла – саму себя сорокатрехлетней давности. Больше такое никогда не повторялось, во всех остальных наших встречах она была абсолютно естественна, умудрена, как ей и полагалось по возрасту и по горькой ее судьбе. И однажды призналась, что в тот раз просто хотела мягко от меня избавиться. Предвидела, что я еще наслушаюсь, если уже не наслушался, злобного вздора про Павла и решу: дыма без огня не бывает… Поэтому надо со мной сразу: мол, увижу дуру дурой, подумаю – значит, верно, сам Гроховский тоже был такой, раз выбрал себе такую… И отвалю. Ну и слава богу, нечего будет силы на меня тратить!
Приехал М.Н. Каминский и бывшие заместители Гроховского – их пригласила Лидия Алексеевна: шумный, тут же пересевший с застонавшего под ним стула на тяжелый табурет профессор И.В. Титов – первый заместитель, по всем вопросам, и моложавый, цыганистый полковник Б.Д. Урлапов, просто зам, но, о чем я уже знал, зам любимый, наиболее доверенный. Умница, с первого же взгляда располагающий к себе лукавец. Собрал нас Э.О. Клеман, главный когда-то у них в КБ начальник по техническим описаниям и инструкциям, а кроме того, неназываемо – по эффектной рекламе, которую все они, и прежде всего сам Гроховский, уважали весьма.
Играла Лидия Алексеевна явно и для них тоже. Как мне показалось, продолжала таким образом спорить с ними о чем-то их давнем. «Я не идеализирую Гроховского, – пишет Каминский конструктору парашютов А.И. Привалову году примерно в 68-м (даты в письме нет). – Могу признаться, что ушел из КБ не только потому, что неудержимо стремился в Арктику, но и потому, что с 1934 года обстановка в КБ становилась нездоровой. Склоки, дрязги, групповщина становились язвами на здоровом теле, это чувствовалось и в летном отряде. Однако через призму лет проступает на первый план не это. Вся эта шелуха облетела, и осталось золото сделанного».
Все четверо помалкивали тем не менее, Лидию Алексеевну видом своим осуждали, но терпели, не мешали ей, пока, уловив опасный порог напряженности, Клеман не крикнул в дверь на кухню: «Давай, Любочка!» – и вмиг на столе зашипела метровая сковорода, зазвенели судки, тарелки, стаканы, и пена поднялась над горлышком шампанского, не успев пролиться в натренированных руках профессора Титова. Тут все разом зашумели, и пошли совсем другие воспоминания, о том, как в эти же самые предвечерние часы устраивались разудалые «перебивки в делах» на Ленинградском тогда еще шоссе, никакой еще не проспекте, как точно так же оранжевое солнце било в окна конструкторского зала на втором этаже их бюро, спускаясь за лес на том краю аэродрома. С танцами устраивались перебивки, под патефон, с чаем, пирожными и прочим понемногу, посылавшимся им иногда удачей в дни получек и премий, чтобы потом, нахохотавшись, работать уже до ночи, а то и до утра.
Перед уходом Каминский отозвал меня в коридор:
– Я в «Чукотке» рассказал про Павла Игнатьевича только как летчик. Видел я его все же со стороны, не зная многих деталей его конструкторской деятельности. Чтобы в них разобраться, нужен инженер. Возьмитесь! Вдруг получится… Феномен, я бы сказал, Гроховского драгоценен и еще сослужит нашей стране большую службу!
Титов – и тоже антр ну, то есть между нами, прощаясь:
– Доказывать никому ничего не стану, некогда мне, но для Лидии, вы сами видели, Павел Игнатьевич – кумир. Демон, сверхчеловек, Мозжухин девичьих снов, а она при нем – прямо, действительно, Вера Холодная какая-то в белых мехах… И смешно это немного, и все же скажу вам: а ведь она по-своему права! Поэтому вы ее слушайте, смекая, а я вам подброшу и фактов и соображений.
Урлапов (я проводил его), расспросив по дороге еще раз, чего ради я «вышел» на Гроховского:
– Знаете, а напишите-ка вы лучше приключенческий роман, а! Отличный может получиться роман в жанре научной фантастики… или не вполне научной… Это я вам говорю, запомните, – что не вполне, поскольку нет ее еще, не существует такая наука, которая объяснила бы Гроховского… Но фамилии героев подберите иностранные и действие перенесите куда-нибудь на Венеру, потому что правде тут все равно никто не поверит. Я бы лично не поверил, не будь она моя!
Взвесив все эти отчасти загадочные советы, попробую тем не менее рассказать правду, какую сам узнал. Разного рода лирика в моем рассказе тоже узнанная: в нее ударялись мои собеседники, наверное, недаром. Тоже правда, если кое-где концы у нас не свяжутся с концами. Значит, мы пока не видим, как они связались в жизни.
А медлить больше нельзя. М.Н. Каминский прав: опыт Гроховского, даже не до конца нами понятый, больше не должен оставаться под спудом.