В 1912 году Фрейд публикует свою, во многом программную, статью «Научное значение психоанализа». Кратко обрисовав место психоанализа в сфере естественных наук, он говорит о перспективах использования его учения о бессознательном в философии, истории культуры, религиоведении, этике, педагогике. По существу, Фрейд здесь объявляет психоанализ универсальным методом познания социальной действительности.

В 1914 году, вскоре после того, как началась первая мировая война, Фрейд обнародует статью «Современный взгляд на войну и смерть». Здесь он, по сути дела, впервые обнажает проблему смерти, которая будет доминировать в последующих его работах и изысканиях вплоть до середины 20-х годов. Констатируя, что «в глубине души никто не верит в собственную смерть» и что «в подсознании каждого живет вера в собственное бессмертие», он показывает, насколько характерно для современного человека отворачиваться от проблемы смерти. Он прямо ставит вопрос: «Не лучше ли нам придавать смерти в жизни и в наших мыслях место, которое ей соответствует, и уделять больше внимания нашему бессознательному отношению к смерти, которое мы обычно подавляем?»

Таким образом, сокрушая иллюзию бессмертия, которая коренится в глубинах подсознания, он выносит на обсуждение и анализ фигуру смерти. Фрейд признает, что помимо инстинкта жизни существует и инстинкт смерти, который обычно лежит в основе деструктивного поведения, имеющего целью разрушать все «чуждое». Именно поэтому Фрейд дает агрессии наименование «инстинкт смерти», поскольку всякая инстинктивная жизнь стремится подвести живое существо к смерти. Он пишет: «Инстинкт агрессии является отпрыском и главным представителем первичного позыва смерти, разделяющего с Эросом господство над миром. И теперь смысл развития культуры перестал быть для нас неясным. Оно должно показать борьбу между Эросом и Смертью, между инстинктом жизни и инстинктом разрушения, как она протекает в среде человечества. Эта борьба составляет существенное содержание жизни вообще, и поэтому развитие культуры можно было бы просто назвать борьбой человеческого рода за существование». Таким образом, он выдвигает концепцию двойственности: инстинкты жизни против инстинктов смерти, и деятельно проводит идею о столкновении Эроса и Танатоса.

Другой важный сюжет, волнующий его в этой связи, — «Мать — Любовь — Смерть». В статье «Тема трех ларцов» (1913 г.) он, обращаясь к мифологическому образу богини-матери и пьесам Шекспира, формулирует «три образа женщины»: родительницы, подруги и разрушительницы, то есть матери, любовницы и смерти. Фрейд в этой статье безуспешно пытается уловить странную волнующую связь любви и смерти, услышать в звуках Эроса голос Танатоса.

Позднее в письме к Эйнштейну в сентябре 1932 года Фрейд вновь вернется к сюжету смерти: инстинкты человека принадлежат к двум категориям: с одной стороны — те, что стремятся сохранять и объединять — мы называем их эротическими или сексуальными, с другой — те, что призывают разрушать и убивать, то есть инстинкты агрессивного или разрушительного влечения. Так, слушая звуки смерти, этого безмолвного, подспудного влечения, именуемого Танатосом, Фрейд как бы одновременно слышит и голос масс, толпы. И это не удивительно, ведь годы войны смешали воедино могучие звуки и тяжелые вздохи масс и смерти, — масс, осужденных на эту смерть, и смерти, действующей посреди этих масс.

Жизнь и творчество Фрейда являют собой яркий пример еврейского вклада в мировую культуру. Недаром он высоко ценил свои еврейские духовные корни. Никто из его детей не крестился и не женился на неевреях. Фрейд знал и уважал Теодора Герцля. Его сын Эрнест стал приверженцем сионизма. Имеется немало свидетельств, что Фрейд приписывал еврейскому духу особую силу. «Если вы не дадите своему сыну вырасти евреем, — говорил он одному из своих последователей, — вы лишите его источников энергии, которые ничем нельзя возместить». Все первые психоаналитики были евреями, а учение Фрейда практиковалось и распространялось в Европе и США по преимуществу евреями.

Он тесно увязывал свое подвижничество и мощную духовную энергию с еврейской культурной традицией. Он прекрасно знал еврейскую историю и часто стремился идентифицировать себя с Моисеем, считая его, а не Авраама, создателем иудаизма. Находясь в сентябре 1913 года в Риме, он подолгу рассматривал статую Моисея, стремясь постичь глубинную суть замысл а Микеланджело.

В свое время Хавелок Эллис назвал Фрейда не ученым, а великим художником. Сегодня очевидно, что некоторые из идей психоанализа не имеют биологического основания, поскольку были сформулированы Фрейдом до открытия законов Менделя, хромосомной теории наследственности, существования гормонов и механизма нервного импульса. Но воздействие Фрейда, как и Эйнштейна, на интеллектуальную и художественную жизнь оказалось весьма существенным, поскольку в 10—20-е годы XX века происходила фундаментальная революция. Все пространства, по определению Пола Джонсона, идеи относительности и фрейдизма являлись одновременно предзнаменованием и отголоском. В глубинах этой революции скрывались потеря ориентации во времени и пространстве, и сексуальный гностицизм.

И вот финал. Больной старик умирал на чужбине. Но, наверное, тяжкая боль и предчувствие конца меркли по сравнению с той трагедией, которую он переживал в те дни. Казалось, рушилось дело всей его жизни. Разум, на алтарь которого была возложена его теория психоанализа, проиграл битву бессознательному. Зло одолело Добро. В Германии Гитлер разжигал первобытные инстинкты бушующей толпы, которая орала ему хвалу. Мир сошел с ума и умирающий, беспомощный Фрейд уже ничем не мог ему помочь.

Если я не за себя, то кто за меня?! Если только за себя, тогда зачем я?! — эта извечная дилемма жизненного существования всякой крупной личности — суть жизни и деятельности Зигмунда Фрейда. Возвышенный дух и пассионарная воля отличали весь его путь жизни и творчества. Но взор Фрейда видел также много темного. На протяжении полувека люди шли к нему со своими заботами, нуждами, расстройствами, истерически возбужденные и неистовствующие. Замурованный в вечном подземелье своего труда, Фрейд редко видел светлый лик человечества. Недаром он задавался вопросом: почему же человечество, при всем своем богоподобии, не стало счастливее и радостнее? Почему наше истинное «Я» не чувствует себя в результате всех этих достижений цивилизации богаче и свободнее?

«Умолк разумный голос. На могиле дети Влечения оплакивают любимого: печален Эрос, возводящий города, и в слезах анархическая Афродита».

У.Х. Оден. Памяти Зигмунда Фрейда (сентябрь 1939).

Кафка: гений безумного мира

Франц Кафка — прощальный призрак XX столетия.

Синтия Озик

Кафка — яркий пример «посмертной славы»; вопреки здравому смыслу, он сначала умер, а затем появился на свет. Кафка мало что успел опубликовать при жизни. Пожираемый душевной болезнью и чахоткой, этот юноша с тоскливо-безумными глазами умер безвестным и неприз- нанным. Он так и не завершил все свои три романа — о путешествии в запредельную Америку, о поисках недостижимого Замка, о ходе немыслимого процесса — анонимного Суда над одиноким человеком. Кафка сумел «разрушить» XIX век с его устоявшейся художественной моностилистикой так же, как это сделали Маркс, Фрейд, Эйнштейн своими кардинальными идеями, идущими вразрез с картинами мира и образом культуры эпохи Нового времени. Все они несли в XX столетие одно лишь «откровение» — мир совсем не таков, каким выглядит. Нельзя доверять чувствам, эмпирическому восприятию времени и пространства, Добра и Зла, закона и справедливости. Это был конец старого порядка, крах былого мироустройства.