Шрифт:
– Миледи в ярости. – Брайан хихикает; усыпанная драгоценностями повязка на глазу подмигивает. – Она говорит, Гарри все погубит. Никак не решит: зарубить его одним махом или публично резать на кусочки в течение сорока дней, как принято в Италии.
– Слухи об этом виде казни сильно преувеличены.
Он никогда не видел Анну в припадке неконтролируемой ярости и не очень верил, когда о том рассказывали. И вот его вводят в комнату, она расхаживает взад-вперед, маленькая и напряженная, словно ее прошили насквозь и слишком туго стянули нитку. Три дамы – Джейн Рочфорд, Мэри Шелтон и Мария Болейн – следят за Анной взглядом. Небольшой ковер, место которому, вероятно, на стене, лежит на полу, скомканный. «Битое стекло мы вымели», – сообщает Джейн Рочфорд. Сэр Томас Болейн, монсеньор, сидит за столом перед грудой бумаг, рядом, на табурете, его сын Джордж, подпер голову руками, рукава взбиты только наполовину. Герцог Норфолкский смотрит на незажженные дрова в камине – возможно, пытается воспламенить их взглядом.
– Закройте дверь, Фрэнсис, – говорит Джордж, – и никого больше не впускайте.
Из присутствующих в комнате он один – не Говард.
– Я предложила сложить вещи и отправить Анну в Кент, – говорит Джейн Рочфорд. – Гнев короля, стоит ему вспыхнуть…
Джордж:
– Молчи, не то я могу тебя ударить.
– Я просто честно дала совет. – Джейн Рочфорд, храни ее Господь, из тех женщин, которые не умеют вовремя остановиться. – Мастер Кромвель, король распорядился провести расследование. Дело будет разбираться в совете, на сей раз без всякого давления. Гарри Перси должен дать показания свободно. Король не может делать то, что уже совершил и намеревается совершить, ради женщины, скрывшей тайный брак.
– Если б я только мог с тобой развестись! – говорит Джордж. – Если бы у тебя был тайный брак! Но видит Бог, никакой надежды: поля черны от женихов, бегущих в другую сторону.
Монсеньор поднимает руку:
– Прошу тебя.
Мария Болейн говорит:
– Какой прок звать мастера Кромвеля, если мы не расскажем ему, что произошло? Король уже говорил с госпожой моей сестрой.
– Я все отрицаю, – говорит Анна. Как будто перед нею король.
– Хорошо, – кивает он. – Хорошо.
– Граф признавался мне в любви, да. Писал мне стихи, и я, будучи девушкой юной, не видела в этом вреда.
Он только что не смеется.
– Стихи? Гарри Перси? Они у вас сохранились?
– Нет. Конечно, нет. Ничего на бумаге.
– Это упрощает дело, – мягко произносит Кромвель. – И разумеется, не было никаких обещаний либо контракта и даже речи о них.
– И, – вставляет Мария, – никакого рода близости. Моя сестра – известная девственница.
– И что ответил король?
– Он вышел из комнаты, – говорит Мария, – оставив Анну стоять.
Монсеньор поднимает голову. Откашливается.
– В данной ситуации существует большое число разнообразных подходов, и мне представляется, что, возможно…
Норфолк взрывается. Ходит взад-вперед, стуча каблуками, как сатана в миракле.
– Клянусь смердящим саваном Лазаря! Покуда вы перебираете подходы, милорд, и выражаете мнения, госпожу вашу дочь позорят на всю страну, слух короля отравляют клеветой, а благосостояние семьи рушится у вас на глазах!
– Гарри Перси. – Джордж поднимает руки. – Послушайте, дадут мне сказать? Как я понимаю, Гарри Перси однажды уже отказался от своих претензий, а то, что удалось уладить один раз…
– Да, – говорит Анна, – но тогда дело уладил кардинал, а кардинала, к величайшему прискорбию, нет в живых.
Наступает тишина. Сладостная, как музыка. Кромвель, улыбаясь, смотрит на Анну, монсеньора, Норфолка. Жизнь – золотая цепь, и Господь порой вешает на нее изящную безделушку. Чтобы продлить мгновение, он идет через комнату и поднимает брошенный ковер. Узкий ткацкий станок. Темно-синий фон. Асимметричный узел. Исфахан? Маленькие существа чинно вышагивают через сплетение цветов.
– Смотрите, – говорит он. – Знаете, кто это? Павлины.
Мэри Шелтон подходит и заглядывает ему через плечо.
– А такие, вроде змей с ножками?
– Скорпионы.
– Матерь Божия! Они ведь кусаются?
– Жалят. – Кромвель говорит: – Леди Анна, коли папа не в силах помешать вам сделаться королевой, а я думаю, он не силах, то уж Гарри Перси не должен становиться для вас препятствием.
– Так уберите его, – говорит Норфолк.
– Я понимаю, почему вам, как родственникам, неудобно…
– Убрать его самим, – заканчивает Норфолк. – Проломить ему голову.
– Фигурально выражаясь, – уточняет он. – Милорд.
Анна садится. На женщин не смотрит. Маленькие руки сжаты в кулаки. Монсеньор шуршит бумагами. Джордж в задумчивости снял шапочку и теперь играет драгоценной булавкой – пробует на палец острие.
Кромвель скатал ковер и протягивает Мэри Шелтон.
– Спасибо, – шепчет та, краснея, будто он предложил что-то фривольное.
Джордж вскрикивает: игра с булавкой закончилась уколотым пальцем. Дядя Норфолк зло бросает:
– Болван великовозрастный!