Шрифт:
Уорхем, шаркая, приближается к королю:
– Епископ Винчестерский облачается, чтобы отслужить вам мессу. Я уезжаю в свою епархию.
Король, склонившись, целует архиепископское кольцо.
– Генрих, – говорит Уорхем, – я вижу, что вы приблизили к себе людей без чести и совести. Я вижу, что вы обожествляете свои похоти, к огорчению и стыду всех христиан. Я был вам верен, даже когда это шло вразрез с моими убеждениями. Я многое для вас сделал, но то, что я сделал сегодня, было последним.
В Остин-Фрайарз его дожидается Рейф.
– Да?
– Да.
– И что теперь?
– Теперь Гарри Перси сможет занять еще денег и тем ускорить свое разорение, чему я охотно поспособствую. – Кромвель садится. – Думаю, со временем я отберу у него графство.
– Каким образом, сэр?
Он пожимает плечами.
– Вы же не хотите, чтобы Говарды еще больше усилили свое влияние на севере?
– Нет. Наверное нет. – Он молчит, размышляя. – А найди-ка мне, что там у нас есть про Уорхемову провидицу.
Покуда Рейф ищет, он открывает окно и смотрит в сад. Розы на кустах поблекли от солнца. Бедная Мэри Тэлбот, думает он, ее жизнь теперь легче не станет. Несколько дней, всего несколько дней, она, а не Анна, была в центре внимания двора. Он вспоминает, как Гарри Перси приехал арестовать кардинала, с ключами в руках, как поставил стражу у постели умирающего.
Кромвель высовывается в окно. Интересно, если посадить персиковые деревья, они примутся? Входит Рейф со свертком бумаг.
Он разрезает ленточку, разворачивает письма и меморандумы. Вся эта нехорошая история началась шесть лет назад, когда к статуе Богородицы в заброшенной часовне на краю кентских болот начали стекаться паломники и некая Элизабет Бартон принялась устраивать для них представления. Чем отличилась статуя? Ходила, наверное. Или плакала кровавыми слезами. Девушка – сирота, воспитанная в доме одного из земельных агентов Уорхема. Из родственников у нее – сестра. Он говорит Рейфу:
– Она ничем не выделялась лет до двадцати, потом вдруг заболела, а выздоровев, сподобилась видений и начала говорить чужими голосами. Утверждает, будто видела святого Петра у врат рая, с ключами. Архангела Михаила, взвешивающего души. Если спросить у нее, где твои покойные родственники, она ответит. Коли они в раю, она говорит высоким голосом, коли в аду – низким.
– Смешно, наверное, звучит, – замечает Рейф.
– Ты так думаешь? Каких непочтительных детей я воспитал! – Он смотрит в бумаги, затем поднимает голову. – Иногда она по девять дней ничего не ест. Иногда падает на землю. Хм, неудивительно. Склонна к судорогам и трансам. Бедняжка. С ней беседовал милорд кардинал, но… – перебирает бумаги, – здесь никаких записей. Интересно, что между ними произошло. Вероятно, кардинал уговаривал ее поесть, а она отказывалась. Теперь… – читает, – она в монастыре в Кентербери. У разрушенной часовни починили крышу, и деньги текут туда рекой. Происходят исцеления. Хромые ходят, слепые прозревают. Свечи зажигаются сами собой. Паломники валят валом. Откуда у меня чувство, будто я уже слышал эту историю? Блаженная окружена толпой священников и монахов, которые обращают взор людей к небу, а сами тем временем облегчают их кошельки. Естественно допустить, что те же священники и монахи поручили ей высказываться по поводу королевского брака.
– Томас Мор тоже к ней ездил, не только Фишер.
– Да, я помню. И… глянь-ка!.. она получила от Марии Магдалины письмо с золотыми буквицами.
– И смогла его прочесть?
– Выходит, что да. – Он поднимает глаза. – Как ты думаешь? Король готов терпеть поношения, если они исходят от святой девственницы. Видать, привык. От Анны его величество слышит и не такое.
– Возможно, он боится.
Рейф бывал с ним при дворе и понимает Генриха лучше многих, знающих короля целую жизнь.
– О да. Он верит в простых девушек, которые беседуют со святыми. И склонен верить в пророчества, тогда как я… Знаешь, я думаю, какое-то время мы не будем ее трогать. Посмотрим, кто к ней ездит. Кто делает пожертвования. Некоторые знатные дамы посещают блаженную – хотят узнать свое будущее и отмолить матерей из чистилища.
– Миледи Эксетер, – говорит Рейф.
Генри Куртенэ, маркиз Эксетерский – внук старого короля Эдуарда и, таким образом, ближайший родственник Генриха. Очевидная кандидатура для императора, если тот когда-нибудь высадится с войсками, чтобы сбросить Генриха и посадить на престол кого-то другого.
– На месте Эксетера я бы не позволял своей жене увиваться вокруг полоумной монашенки, укрепляющей ее фантазии, будто со временем она сделается королевой. – Он начинает складывать бумаги. – А еще эта девица уверяет, что может воскрешать мертвых.
На похоронах Джона Петита, пока женщины остаются наверху, с Люси, Кромвель проводит внизу импровизированное собрание, чтобы поговорить с купцами о беспорядках в городе. Антонио Бонвизи, друг Мора, говорит, что пойдет домой.
– Да благословит вас Святая Троица и да дарует вам процветание, – произносит Бонвизи, направляясь к дверям вместе с плавучим островком холода, вызванного его неожиданным приходом. На пороге останавливается. – Если надо будет помочь мистрис Петит, я с большой охотой…
– Нет нужды. Она вполне обеспечена.
– Но позволит ли ей гильдия продолжать мужнино дело?
– С этим я разберусь, – обрывает Кромвель.
Бонвизи кивает и выходит.
– И как он посмел сюда заявиться! – У Джона Парнелла из гильдии суконщиков давние счеты с Мором. – Мастер Кромвель, то, что вы взяли заботы на себя, означает ли это… собираетесь ли вы поговорить с Люси?