— Я подожду, — сказал Проха.

— Зачем? — от страха сдавило горло, и голос предательски дал петуха. — Он, наверное, в институте.

— Его там нет, а он срочно должен знать, что ему назначена встреча.

— Значит он дома, — непривычно гортанным голосом сказала она.

— Дома его тоже нет. Подожду у тебя.

— Но вовсе необязательно, что после лекций он придет сюда, а не домой, — надеялась убедить его Таня.

— Возле дома его ждут. Мне скажут, если его перехватят там, — и не разуваясь, Проха прошел в комнату.

Таня осталась стоять, ее била нервная дрожь. Выплеснулись воспоминания о первой встрече с Прохой. Удушливый страх вполз в сердце. Он пришел один, а с минуту на минуту могут прийти его друзья, караулящие Макса возле дома. Она обхватила себя руками, как будто замерзла. Неожиданно она заметила, что стоит на месте, раскачиваясь. Чтобы сбросить оцепенение, на негнущихся ногах прошла на кухню — никакими силами ее нельзя было затащить в комнату, где уселся на диван Проха. На кухне уже кипела вода в чайнике. Она убрала чайник с плиты и села на стул. Неизвестно, сколько она так просидела до того, как на кухню вошел Проха.

— Дай попить, — попросил он.

Таня налила ему воды. «А что если попросить его подождать на улице», — мелькнула мысль, но она не решилась ее озвучить. Проха выпил воду и опять ушел в комнату. Таня уронила голову на руки, сложенные на столе.

Она встрепенулась, чутким ухом услышав звук ключа, вставляемого в замок. Сердце отчаянно забилось. Как она обрадовалась, — впервые за все время! — что он пришел. Она так боялась появления корешей Прохи, что была до безумия рада, услышав лязг замка. Она вышла в прихожую, там уже стоял Проха.

— Пойдем на кухню, — сказал ему Максим, — там расскажешь.

Вдвоем они прошли на кухню и закрыли за собой дверь. Таня легла на диван лицом к стене. Радость, связанная с приходом Максима, быстро испарилась. Оказывается, она привыкла быть несчастной и униженной, но, в действительности, все может быть еще хуже. Вдруг он сейчас уйдет, напоследок бросив Прохе: «Она твоя». Когда-нибудь это должно случиться, еще удивительно, что Максим столько времени с ней, насколько она поняла, девочки никогда надолго у него не задерживались. Значит, пришла пора. Надо было еще тогда перерезать вены. Нет, она бы не смогла. Таня беззвучно глотала слезы. Дверь на кухне открылась.

— Передай, что к шести я точно буду, — услышала она голос Максима.

— Ага, — в коридоре хлопнула дверь.

— Татьяна, — Максим вошел в комнату, — мне надо уходить.

Она продолжала неподвижно лежать, уткнувшись лицом в спинку дивана. Максим подошел поближе.

— Ты спишь? — осторожно спросил он.

Она не ответила, затаив дыхание, пусть думает, что она спит.

— Я приду попозже вечером, — неуверенно продолжал Максим.

Она не могла больше терпеть и осторожно шмыгнула носом. Вышло неожиданно громко.

— Ты плачешь? — Максим склонился над ней.

Она отчаянно замотала головой — пусть он поскорее уходит.

— Танюша, ну что случилось? — он мягко положил руку ей на плечо и попытался развернуть ее к себе лицом. Она сопротивлялась.

— Что он тебе сделал? — с подозрением спросил Максим, отпустив ее плечо.

— Ничего.

— Да что с тобой? — не мог понять Максим. — На работе что-то случилось?

— Нет, ты иди, — сквозь слезы ответила Таня.

— Но ты же плачешь. Из-за чего? — настаивал Максим.

— Из-за него, Прохи, я боюсь его, — наконец-то призналась Таня, ведь все равно не отстанет.

— Таня, ну что ты ревешь, как маленькая. Ты же знаешь, пока я с тобой, никто тебя пальцем не тронет, слова против не скажет, — действительно, как с маленькой заговорил Максим.

— Вот, именно, пока! Пока! — Таня вскочила на колени и закричала. — А что потом? Когда ты меня бросишь? Пользуйтесь кто хочет!

— Ты что совсем кретинка?

— Ты больно умный.

— В общем мне сейчас некогда с тобой разговаривать, нужно убегать, я опаздываю, а вечером приду, — и он убежал.

Но вечером Максим не пришел. Объявился он только через неделю, после майских праздников, мрачный и неразговорчивый. В таком же мрачном настроении Максим пребывал и в остальные дни. Он словно потерял что-то важное и безуспешно пытался себя убедить, что не больно-то ему это и нужно. Тане, конечно, было плевать на его настроение, но мог бы свои переживания переживать в другом месте, а не распространять свои пасмурные флюиды в ее квартире. На земле весна превращалась в лето, а с его приходом дома наступала осень.