Вернулся довольный Максим:

— Солнышко, твои ставки повышаются, он запросил две с половиной тысячи.

Максим сел за стол, он практически не пострадал, кроме небольших ссадин над бровью и на скуле.

— Ты рада? — спросил он.

— Безумно, — сердито ответила Таня, — ты находишь это справедливым?

— Ну что ты, Танечка, тебе цены нет.

Максим улыбался, он был в великолепном настроении — вечер удался. Заметив счет, он спросил:

— Кофе будешь?

— Не хочу.

— Тогда домой?

Расплатившись, они ушли. По дороге домой Максим веселился:

— Ты бы видела свое выражение лица, когда сказала «Не лапай», ты выглядела как царица. Не думал, что ты его сможешь отшить.

— Само как-то вырвалось. Спиртное развязывает язык.

— Настолько, что ты меня назвала милым.

— Чего только не сболтнешь спьяну.

— А про плинтус было немного жестоко, ты не находишь?

— Жестоко было с двумя копейками.

— А, по-моему, очень даже весело.

— Максим, ты теперь будешь деньги искать?

— Ты что, с ума сошла? — испугался Максим. — Какие деньги?

— Сухому, две тысячи.

— Во-первых, уже две с половиной, а во-вторых — я же назвал его цену.

— Я так поняла, платить ты ему не собираешься.

— Нет, конечно.

— Значит, через месяц мне его ждать?

— Не принимай это всерьез, малыш. Он больной, они все с зоны приходят ненормальные. Я его так отделал, он к тебе за версту подойти побоится, — самодовольно хохотнул Максим.

— Максим, а что значит не при делах? — решила сбить его самодовольство Татьяна.

— Татьяна, давай, я не буду тебе отвечать. Очень не хочется портить такое хорошее настроение.

Таня громко запела:

«А ты — не летчик, а я была так рада,

Любить героя из лётного отряда!»

Они уже подходили к подъезду ее дома.

— Тише, — зашипел на нее Максим, — соседей перебудишь.

— С каких пор ты стал думать о других? — поинтересовалась Татьяна.

— Эх, зря я тебе налил водки, — покачал головой Максим, — ты от нее дуреешь.

Она обиделась и спросила:

— Максим, а Сухой сказал, что ты их кинул, это как?

Она думала, что он опять отшутится, но Максим начал рассказывать:

— Сначала шалили по мелочам, а потом решили одно дельце покрупней провернуть, — какое я тебе говорить не буду: меньше знаешь — крепче спишь. Сухой всем пытался доказать, что он — главный, он и, правда, был старше всех нас на два года. Нас четверо было. Деньги он делил по-честному, — мне, как менее всех нуждающемуся — меньше всех.

— Так в тебе говорит обида, что тебя обсчитали, — съехидничала Таня.

— Нет, тогда я, действительно, считал, что это справедливо, пока не понял, что сидеть будем-то одинаково. Но в то время мне был интересен сам процесс. Так вот, я начал разрабатывать план для нового дела, Сухой воспринял это как покушение на свое лидерство, торопил, хотел сделать наскоком. Я сказал, что нахрапом ничего делать не буду, пока не проверю, что на дело можно идти, мы тогда чуть не подрались, я плюнул и ушел, а они в тот же вечер попались. На следствии вылезло еще дело, их объединили в одно, я прошел свидетелем — папа немного помог.

Они уже были дома.

— Плохо, — сказала Таня.

— Что плохо? — переспросил Максим.

— Ты вынес еще один урок безнаказанности. Ты же со школы уверен, что тебе все позволено.

— Раньше, гораздо раньше, — он обнял ее за талию, приподнял над полом и закружил. — Такая умница, а не поняла — уже в детском саду я знал, что бы я ни сделал, воспитатели меня не накажут.

— Отпусти меня, — приказала Таня.

— Нет.

Максим продолжал кружиться по комнате. Было головокружительно страшно.

— Мы же упадем. Поставь меня на пол!

Максим прижал ее к себе еще крепче.

— Я тебе не воспитательница, я накажу тебя за это, как только ты отпустишь меня, — пригрозила Таня.

— Тогда точно не отпущу, — сказал Максим и покачнулся.

С трудом удержав равновесие, он остановился и поставил ее на пол, не выпуская из рук.

— Ну и какое будет наказание? Я заранее дрожу.