Шрифт:
– То есть я должна попросить любимого, чтоб он отдал свою армию и самого себя в ваши руки? – тихо спросила баронесса Вэллис. – Предал короля и родину?
– Его отец будет королем еще несколько дней… максимум – неделю, – скривившись, ответила королева. – А родина… ну, буду я королевой Вирдиса, что от этого изменится?
– То, что у власти окажется низкая тварь, занимающаяся беззаконной магией, на чьем пальце я вижу перстень с черным камнем, – последовал тихий, но твердый ответ. – Вы полагаете, я до такой степени дура, чтоб поверить, что вы отпустите меня и уж тем более принца Феррена живыми?
– Что?! Да я могу немедля его уничтожить, дура ты бестолковая! – взъярилась королева. – Тогда его истуканы начнут убивать направо и налево, не разбирая, где свой, где чужой! Ты этого хочешь?!
– Пусть. Зато они не достанутся вам, – ответила баронесса Вэллис.
– Ты, кажется, перестала величать меня королевой? – гневно прошипела магичка.
– Мерзавка не может быть королевой! – В глазах девушки королева увидела то, что ей очень не понравилось.
– Мне опять позвать каменного красавчика? Кажется, в его присутствии ты была куда более покладистой?
– Зовите! – сказала баронесса. – Хоть всех!
– Все здесь не поместятся, – рассмеялась королева. – Да, интересно было бы посмотреть на эту оргию.
«Проклятье, если бы каменные истуканы не были бесполыми, можно было бы так прижать эту мерзавку!» – с досадой думала она.
– Чтоб у вас глаза лопнули, – откликнулась баронесса.
– Глаза лопнут у тебя, – посулила ей королева. – И вовсе не от того, о чем ты подумала. Сейчас ты увидишь, как я убью твоего ненаглядного Феррена и что из всего этого выйдет. Какой кровью умоется вирдисская армия. Мне и воевать‑то не с кем будет по твоей милости. Что ж, любуйся! Наслаждайся своей глупостью и упрямством!
Королева подбросила в воздух горсть серебристой пыли, и та повисла, образуя неровную мерцающую поверхность. Королева плеснула на эту поверхность темной жидкостью, раздался хлопок, и перед нею в воздухе повисло зеркало. В зеркале отражался принц Феррен. Он сидел у костра, задумчиво уставясь в огонь.
– Моя магия позволяет мне уничтожить его, не выходя из этого кабинета, – промолвила магичка и взяла в руку длинный узкий стилет. – Никто не поймет, как он умер. Смотри же!
В этот момент что‑то сместилось в сознании баронессы. В этот момент она не помнила себя, совершенно не помнила. Осознавалось лишь одно – любимого сейчас убьют, и нужно помешать этому во что бы то ни стало!
Иллюзорные оковы исчезли сами собой, ведь иллюзии существуют до тех пор, пока человек сам о себе помнит, а когда забывает – не остается и иллюзий.
Уже не баронесса и не служанка – женщина, чьего возлюбленного собираются убить, а он и не знает – вскочила с камня и яростно вцепилась магичке в волосы.
Что ж, никаким боевым искусствам вчерашняя служанка не обучалась, но этого и не было нужно. Стилет полетел на пол, магическое зеркало рассеялось серебристой пылью, а магичка и баронесса покатились по полу, визжа и царапаясь. Что с того, что вчерашняя служанка сражаться не обучалась – позавчерашняя торговка рыбой, ставшая сначала магичкой, а потом и королевой, умела не больше. Вот только магичка боролась за себя и свои амбиции, за свою гордость, а служанка себя не помнила, она защищала свою любовь. А когда человек себя не помнит, ему и бояться нечего.
Магичка визжала от боли, страха, неожиданности. На нее напали, ее схватили за волосы, ей расцарапали лицо и пытались выцарапать глаза… как когда‑то давно. Так давно, что и память об этом…
Нет. Все равно помнится. Обида, горе, стыд… Ошеломленная, подавленная чужим напором и яростью, безумной яростью, сверкавшей в чужих глазах, она забыла… забыла о том, что владеет невероятной, недоступной прочим смертным магией, что одного движения мизинца достаточно, чтобы… Она визжала и царапалась, отстаивая свою кожу и волосы, как когда‑то давно, в такой же вот несуразной драке из‑за парня много лет назад. Вот только ее противница ничего отстаивать не собиралась. И ни волос, ни кожи не щадила. Ни своих, ни чужих. «Она меня убьет!» – пришла откуда‑то из глубин жуткая в своей простоте мысль.– Не‑е‑ет! – взвыла королева Грэйн и в ужасе совершила то единственное, что внезапно вспомнила из магии: построила портал, сама не зная куда, и из последних сил вышвырнула в него противницу.
А потом села на пол, рыдая от боли и ужаса, обиды и горя. Проклятая служанка была так похожа на нее саму. Так невероятно похожа… она тоже перебиралась из постели в постель, стремясь забраться на самый верх. Только она была моложе. И не владела магией. «Как я когда‑то». Королева посмотрела на себя в зеркало. Представила на своем месте баронессу и вздрогнула. Ее собственное прошлое только что пыталось выцарапать ей глаза. Убить ее. «А может быть, нет никакой баронессы? Может быть, это я… я сама пытаюсь убить себя?» – пришла внезапная мысль. Ей представились собственные молоденькие копии, одна моложе другой. Они выбирались из чужих постелей и стремились к ней… к ней… убить ее… занять ее место… «Для этого им нужно будет пробраться в библиотеку!» – подумала королева. И видения тотчас сменили курс. Теперь все они направлялись к пылающей библиотеке. «Вот уж нет!» – усмехнулась королева и встала у них на пути с огненным мечом. Визжащие от ужаса и ярости копии бросались на нее и откатывались назад, изрубленные, исковерканные, сожженные до костей.– Вот так! Вот так! Вот так, мерзавки! – яростно выдыхала королева, орудуя пламенным клинком. Изрубленные тела устилали землю.
Когда она опомнилась, в кабинете не осталось ничего. Один только пепел. Стены оплавились от чудовищного жара.
«Хорошо, что они такие толстые, – ошеломленно подумала королева, шепча заклятие, рассеивающее огненный меч.
Оглядевшись еще раз, она села на пол и принялась ощупывать царапины.– Вот тварь проклятая… – выдохнула она, совершенно обессиленная.