Шрифт:
– Так когда мне следует выступать в поход, ваше величество? – повторил маршал Эрдан.
«Ну же! Наберись мужества и скажи ему все! Скажи и проси прощения, невзирая на свое королевское достоинство! Он поймет. Он простит. Он…»
– Выступать? Завтра, маршал, – сами собой выговорили губы короля. – Завтра. Под покровом ночи. И, разумеется, в полной тайне. А обо всем остальном, что я вам говорил… забудьте, маршал. Это была минута слабости, не более…
– Слушаюсь, ваше величество! – радостно заявил маршал, его глаза вспыхнули веселым огнем. – Мы им покажем, клянусь честью! Феранна распахнет передо мной ворота!
Маршал Эрдан поклонился и вышел. А его величество долго еще смотрел вослед воину, которого он только что обрек на смерть. Которого он предал. Предал в награду за верность.
Будь оно все проклято, но разве был выход?! «Если б не наемники… проклятые наемники с единственным приказом – убивать, уничтожать все живое… Если б не наемники, тайно перенесенные магами на территорию Ирнии, спрятанные там до времени в заброшенных гномьих городах, в лесах и на болотах… ждущие условного сигнала мерзавцы… Если они не дождутся сигнала, они могут начать убивать и по собственному почину. Вернуть их обратно? Да? А потом что с ними делать? Заплатить и отпустить? И молиться, чтоб все они держали языки за зубами? Все – все?! Если их всех вернуть, придется убивать их здесь, – обреченно понял король. – Всех. А это же столько народу!» Стройные ряды воинов и магов, людей и эльфов, отпетых головорезов и душегубов прошли перед внутренним взором его величества. Он содрогнулся, осознав, насколько их на самом деле много. Уничтожить их без лишнего шума не получится. И куда потом девать столько мертвецов, раз нет никакой войны и не на кого свалить все эти смерти? А что, если маги, смекнув, что к чему, встанут на сторону наемников? Тогда они и вовсе вырвутся. Сил недостанет их удержать. А если случится хоть малейшая огласка… Секретная служба Ирнийского королевства быстро выяснит, кто является инициатором всего этого дела. «Конечно, именно ирнийскую секретную службу и нужно будет в таком разе обвинить в провокации, в том, что это с ее подачи в Вирдисе объявились бесчинствующие наемники и маги. Вот только ничего это не изменит, потому что правда рано или поздно станет известна, а война начнется все равно. И начнут ее с той стороны, с полным для этого основанием. Кто тогда поддержит короля Эттона, запутавшегося в собственном заговоре? Короля, уже проигравшего одну войну, трусливо бежавшего, бросив армию, и заключившего унизительный мирный договор? Короля, который, несмотря на все это, настолько безумен, что посылает к победителям отпетых мерзавцев, с тем чтобы те убивали стариков, женщин и детей? Да его не просто скинут – казнят, предварительно отлучив от церкви как отпетого мерзавца и злодея! А маршал Эрдан в таких условиях покажется достойным преемником не только его любимой гвардии!» До его величества наконец дошло, что в его гениальном плане был один сокрушительный недостаток. Начав действовать, уже нельзя было остановиться и повернуть назад. Даже выяснив, что этот план и вовсе не нужен. Что для его претворения в жизнь нет никаких оснований. Ведь поставить Ирнию на колени гораздо удобнее, как раз имея при себе маршала Эрдана. Маршала, а не беглого преступника и заговорщика. Честного, никогда ничего не замышлявшего против короля и престола маршала Эрдана… Проклятый план! Начав действовать, нельзя было остановиться, даже осознав, что этот план ведет прямиком в пропасть. Просто потому, что остановиться означало рухнуть туда же, только еще быстрей. Нет никакого возврата. Нет никакой возможности свернуть. Только вперед. И быстрей. Тогда еще есть надежда. «Проклятые наемники! Они уже там. Их не вернуть. Поздно. Маршал Эрдан… никогда не помышлявший об измене маршал Эрдан… прости… у меня нет возможности тебя уберечь!» У короля была цепкая память художника, и ему ничего не стоило представить себе чьи – то глаза, лицо, улыбку… или, как сейчас, чью – то спину… «В конце концов, чертовы гвардейцы все равно бы его заставили, – сам себе сказал его величество. – Заставили, уговорили, убедили… убили бы меня в надежде, что он согласится, когда все равно не останется выхода. Ему бы пришлось, а я был бы мертв. И в каком – то смысле все равно можно считать, что он виновен. Ведь есть же такой расклад, при котором он был бы вынужден? Есть. А я… я просто делаю то, что должен…» Проклятые наемники! Уговорив таким образом свою совесть, его величество почувствовал себя немного легче. Легче?!! Эта ночь была неподъемной, как топор палача, землеройкой билась она в когтях совиного крика, эта ночь была ноющим, ноющим, ноющим сердцем… Так тоскливо его величеству никогда еще не было.***
– А вот и ворота, – указал Верген.
В огромной серой гранитной скале был прорублен высокий, необычной формы проход.
«Как бы в виде ладони, что ли?» – подумалось Карвену.– Это надо же было… такую ладошку в камне вырезать, – ошарашенно пробормотал он.
– Ладошку, говоришь? – переспросил Верген. – Недаром, видать, тебе гномья шпага досталась. Можешь считать, что ты угадал. Говорят, гномы и в самом деле называли такую форму «ладонью». Эльфы называли ее «язык дракона», а люди – «пламя». Поскольку саму форму все же придумали гномы, думаю, им видней, верно?
– Верно, – кивнул Карвен, восхищенно созерцая, как, плавно скругляясь, изгибаясь в непостижимом каменном танце, этот причудливый, ни на что не похожий проход переходит в роскошный каменный зал с витыми колоннами. В зале было достаточно света, падавшего откуда – то сверху, и вся эта невероятная красота представала в полном своем величии.
– Только ради того, чтобы вот эдак на пороге постоять, куда угодно ехать стоило! – добавил потрясенный Карвен.
– Стоило, – усмехнулся воин. – Но мы еще и войдем, если ты не против.
– Я?! – воскликнул юноша. – Против?! Да я всю ночь эти города во сне…
И тут он замолчал. Потому что вспомнил свой сон. И эти фантастические ворота, у которых он сейчас стоял…
– Что замолчал? – спросил Верген.
– Я уже видел это во сне, – чуть испуганно ответил пи. – Эти самые ворота. Я только что вспомнил…
– Вот как? Расскажи, – потребовал воин.
– Снилось, что мы идем туда… – припомнил Карвен. – А там тараканы… здоровенные. Залезли на стенки – и гадят. Нам пришлось их убить.
– Тараканы, говоришь? Нет. Не может там быть тараканов. Тараканам там давно есть нечего.
Он задумчиво нахмурился.– Ладно. В самую глубь не полезем. Вдруг там что похуже тараканов завелось? Сверху походим, на красоты полюбуемся. На первый раз тебе и этого довольно будет. Ну что, пошли?
– Пошли, – кивнул Карвен и вновь посмотрел на сам проход. – Это ж какая дверь должна была быть, чтобы такой проход закрывать!
– Дверь, говорят, была знаменитая, – откликнулся уважаемый Верген. – Из неведомого совершенно черного металла, украшенная золотыми языками пламени и драконами из белого камня. Гномы, как ты сам понимаешь, уходя, свой город нараспашку не оставляли. Чин по чину все заперли. Однако среди людей нашелся один ушлый маг – открыл. Лет триста назад это было. Тогда люди с эльфами в этот город и проникли. Дверь же как ушла себе в стену, так и осталась. Тот маг только как открыть сообразил, а закрыть обратно уже не смог. Вот и стоит теперь все. Гномы, если вернутся, небось обидятся. Пойдем посмотрим.
Они вошли в проем, и Верген указал Карвену узкий вырез от потолка до полу, уходящий куда – то в толщу серого камня. Карвен коснулся внутреннего края выреза. Он был гладкий, как зеркало, как полированная сталь. Сама исчезнувшая в стене дверь была где – то глубже. Ее прятала тьма.
– Дверь, значит, просто отодвигалась в сторону, – потрясенно пробормотал Карвен. – Вот в эту прорезь. Внутрь. В скалу. Такая огромная…
– Ну да. Впрочем, может быть, она не такая уж тяжелая. Ты ведь об этом подумал?
– Об этом, – кивнул Карвен.
– Я когда в первый раз увидел, тоже об этом задумался, – сказал Верген. – О таинственных механизмах, которые двигали туда – сюда такую здоровенную дверь. Но снаружи все равно ничего не видно, а внутрь никто не сумел забраться. Ну, идем дальше.
Едва они перешагнули широкий гномский порог, едва прошли какой – то десяток шагов… как невесть откуда взявшиеся стремительные серые тени ринулись на них со всех сторон. Это было так неожиданно, нелепо и страшно, что Карвен просто – напросто растерялся.