– Спасибо, спасибо, – горячо шептала Платова, вдыхая запах парного молока, что исходил от тела Аглаи.

– Перестань, Женька! Точно ты какая-то, словно не в себе. Ничего особенного не произошло. Я тебя выручила. Ты меня когда-нибудь выручишь. Мы же дружим, дурища.

Но Женя плакала не столько из благодарности, сколько от жалости к себе, несчастной, которая добровольно решила распрощаться с такой никчемной жизнью. То, что этим решением нельзя ни с кем поделиться, в глазах Жени прибавляло происходящему трагичности. Казалось, все происходит не в реальности, а во сне. Только шелестящие купюры в руке говорили о том, что первый шаг сделан – и не во сне, а наяву.

Когда вернулась домой, бабушки в доме не было. Женя выглянула из окна кухни: согнувшись, та снова возилась на бесконечных грядках. Этой работе не видно конца. Она бесконечная, неблагодарная, изнурительная. В селе в ней суть жизни. Женю такой порядок вещей не устраивал. У нее все будет иначе. Пусть сейчас она воспользуется сердечностью подруги. Пусть! Зато у нее будет целый день несказанного счастья и исполнения желаний. Денег Аглая дала столько, что Женькина фантазия буксовала. Но пока нужно было сделать следующий шаг: воспользоваться случаем и улизнуть незаметно. В единственный целый цветной пакет Женя наскоро собрала все, по ее мнению, самое необходимое. Достала паспорт, аттестат, спрятала, как могла надежно и, в последний раз взглянув на портреты родителей, что висели на стене в комнате, осторожно вышла на крыльцо.

Она шла, машинально здороваясь со всеми, кого встречала на своем пути. Все они потом будут отвечать на расспросы Дуси: где, когда и кто последний видел ее внучку. Бедная бабушка. Женя сжала кулаки. Нет, ей нельзя раскисать. Она не будет думать ни о ком, только о предстоящем празднике. Последнем, единственном, но это будет ее день, ее решение. Скорее бы добраться до дороги. Ждать автобус – дело неблагодарное, а до вокзала пешком дойти можно, но жаль времени. Теперь она не может быть расточительной с ним.

Угрызения совести делали ее ноги тяжелыми. Никогда еще Жене не было так трудно идти. Наверное, так шли каторжники с кандалами. Шли, по грязи, снегу, вытоптанным дорогам, глядя под ноги, думая лишь о том, что нужно шагать дальше. А воображение упорно возвращало Женю в их двор, на их огород, туда, где, невзирая на возраст, болезни, усталость, трудится Евдокия Ивановна.

– Я не буду думать о бабушке, – закрыв на мгновение глаза, прошептала Женя. – Я вернусь, когда придет срок и тогда…

Что будет тогда и тем более, когда настанет то самое время возвращения, Платова не конкретизировала. Это было бессмысленно, потому что, говоря так, она обманывала саму себя. Никакого триумфального возвращения, никаких дальних родственников, никакого будущего. Один день, который она проживет красиво, а потом… Идя навстречу своему короткому празднику, Женя ощущала, как ее переполняет невиданная жажда перемен. Она захватила ее, оплела невидимыми канатами, не давая свободы движения, иного выбора. Этот путь еще несколько часов назад был невозможен, а теперь только он и подталкивал Женю вперед, подгонял, заставляя относиться ко времени бережнее обычного.

Новое платье ей явно шло. Босоножки на шпильках – мечта, но как же в них неудобно идти. Цвет, правда, не тот, но выбор в магазине оказался не так уж и велик, а к новому платью была необходима новая обувь. Ее изношенные туфли, приковавшие пристальный взгляд не слишком любезной продавщицы, стремительно полетели в ближайшую урну. Женя с восторгом рассталась с ними, как с последним звеном, связывающим ее с прошлым. Как просто она вычеркнула из памяти годы, которые большинство предпочитает вспоминать всю свою сознательную жизнь.

Поправляя на плече ремень от новой сумочки, Женя шла с высоко поднятой головой. Почему бы и нет? Она так хороша! А эта прическа! Какое счастье избавиться от надоевшей косы. Короткая стрижка выгодно подчеркивала красивую форму головы, длинную шею. А как ей идут эти белые волосы! Увидев себя в зеркале, Женя не смогла сдержать восторженный возглас. Она не думала, что может выглядеть так привлекательно. Если бы она была парнем, не смогла бы не обратить внимания на такую девушку. Пялилась бы так же откровенно, как все эти молодые, ненасытные самцы. Сначала Жене это нравилось, но вскоре наскучило. Все-таки цель ее последнего дня пребывания на земле не должна свестись к примитивному совокуплению. Чего еще ждать от таких уличных знакомств? Любви?

Снова о ней. «А есть ли она, любовь эта?» – взгрустнула Платова, ковыряя ложкой тающее на глазах мороженое. Нет ее, а может, это только ей, несчастной, так не повезло. Попался Витька Селезнев и за всех мужиков оскорбил, обесчестил, унизил. Такой красивый внешне, а внутри сволочь. Женя с досадой отправила в рот большой кусок посыпанного шоколадной стружкой торта. Между прочим, замечая, что ничего более вкусного она в жизни не ела, Платова с негодованием смотрела в сторону юноши, сидевшего за соседним столиком. Он откровенно сверлил ее взглядом, многозначительно постукивая пальцами по столу. Кажется, она видела его и на аттракционах, где повеселилась вдоволь. Запал, значит, на нее? Так любит говорить Светка Романович. Юноша улыбнулся.