– С марта по ноябрь это динамо крутится в Англии и Европе, потом со свистом переносится в Японию или еще куда-нибудь, – с шутливым возмущением объяснила Нэнси. – И так до февраля. Зато в феврале выпадают дня два, когда мы можем все втроем плюхнуться в кресла, задрав ноги.

– В прошлый раз мы задрали ноги на Багамах, – улыбнулась Мидж. – Как в сказке. Никаких дождей. Жаркое солнце...

Все трое засмеялись.

– Первую неделю дождь не переставал, – таким же счастливым тоном добавила Нэнси.

К ленчу девушки приготовили бифштекс.

– В вашу честь, – сообщила Мидж. – Вы слишком худой.

Я был толще любого из них, но это еще ни о чем не говорило.

После ленча Мидж убрала посуду, а Нэнси разложила на кухонном столе карты и маршруты полетов.

– Мне очень хочется самой возить Колина на скачки, и скоро я решусь, если вы поможете...

– Конечно.

Она склонилась над столом, темные волосы рассыпались по щекам. “Не привыкай, – сказал я сам себе. – Только не привыкай”.

– На следующей неделе я полечу с Колином в Хейдок. Если будет хорошая погода.

– Она оставит вас без работы, – улыбнулась Мидж, вытирая стаканы.

– Подождем, пока гром не грянет.

– Чудовище.

Нэнси прочертила на карте маршрут и попросила рассказать, как пройти контрольную зону Манчестера, и что делать, если ей дадут инструкции, которых она не поймет.

– Попросите повторить. Если все равно не поймете, попросите разъяснить.

– Они решат, что я тупица.

– Но это лучше, чем переть вперед не глядя, и врезаться в авиалайнер.

– Да, – вздохнула она, – учту.

– Если Нэнси сядет за штурвал, Колину надо дать медаль, – заметила Мидж.

– Заткнись, – сказала Нэнси. – Ты грубишь.

Когда дождь перестал, все трое, набившись в “Астон-Мартин”, повезли меня в Кембридж. Вела машину Мидж, с явным удовольствием. Нэнси наполовину сидела на мне, наполовину – на Колине, а я полусидел на ручке дверцы.

Когда я взлетел, они выстроились в ряд и махали мне руками, а я покачал крыльями, прощаясь с ними, и направился в Букингем. Я старался не обращать внимания на сожаление из-за того, что пришлось уехать.

На контрольной вышке в “Дерридаун” сидела Хони. Воскресенье или не воскресенье, Харли болтался в воздухе, давая урок вождения самолета. Услышав по радио, что я приземляюсь, он проворчал:

– Давно пора.

Вспомнив сумму на моем счету в банке, я промолчал. Чантер, мелькнула злая мысль, вправе презирать меня.

Поставив “Чероки-шесть” в ангар, я направился к своему вагончику. Он показался мне еще более пустым, еще более убогим и грязным, чем раньше. Окна не вредно бы помыть. Постель не убрана. Вчерашнее молоко прокисло, и опять в холодильнике ничего нет.

Я сел перед окном, наблюдая, как, пробиваясь сквозь бегущие облака, садится солнце, как неуверенно идет на посадку ученик Харли, и размышлял, через сколько времени разорится “Дерридаун” и успею ли я до тех пор накопить достаточно денег, чтобы купить машину. Харли платит мне сорок пять фунтов в неделю – больше, чем он мог себе позволить, и меньше, чем я стоил. Из них алименты Сьюзен, налоги и страховка забирали половину. Харли вычитал еще четыре фунта за вагончик. Оставалась совсем немного.

В раздражении я встал и протер все окна. Это прояснило вид на летное поле, но отнюдь не на мое будущее.

* * *

Когда начало темнеть, ко мне пожаловал гость.

Хони Харли спустилась с башни.

Девица с пышными формами, слегка прикрывшая их зеленым ситцевым платьем. Длинные светлые волосы. Длинные ноги. Большой рот. Слегка выступающие зубы. Манеры и походка роковой женщины и чуть шепелявый говорок.

Она постучала и вошла, не подождав и мгновения. Ее не смущало, что я мог быть голым. Каким, впрочем, и был. Когда я протирал окна, то снял рубашку. Хони, кажется, восприняла это как приглашение. В одной руке она держала лист бумаги, а другую положила мне на плечо. Потом рука соскользнула вниз, лаская кожу, и снова поднялась к плечу.

– Мы с дядей составляем расписание полетов на следующую неделю и хотели бы знать, не договорились ли вы с Колином Россом?

Я мягко высвободился и надел нейлоновый свитер.

– Да. Ему нужен самолет во вторник, пятницу, субботу и воскресенье.

– Прекрасно.

Она опять приблизилась ко мне. Гостиная крохотная, еще шаг, и она втолкнула бы меня в спальню. В душе я расхохотался. Мне удалось обойти ее, и теперь спиной к двери в спальню стояла она. Лицо Хони отражало только деловое спокойствие.