А он понятливый. И вряд ли маньяк. Поэтому я закрыла свою спальню на ключ, достала ненужные тряпки в ванной и расположилась на рабочем месте.

Ну, что сказать. Как натурщик Дмитрий Николаевич подошёл идеально. Лицом не смазлив, волосы насыщенного каштанового цвета средней длины, плечи широкие, торс накачанный, ноги крепкие. Развалился на стуле по-барски. Не стеснялся совсем. А шрамы у него были занятные. Такие от ожогов появлялись. Кожа грубая, наверняка не сильно чувствительная. Под грудью видны следы от порезов. Прозрачные такие линии, бугрились немного. Жаль, что все конечности на месте. В целом — самый обычный человек, если футболку с шортами одеть.

Мы закончили к вечеру. Ни чуть не жалея, я рассталась с накопленными шестью тысячами. Узнала много нового.

— Может, мне ещё прийти? — спросил, натягивая ботинки.

— Думаю не надо. Я всё же не миллионер, а ваш тип шрамов для меня уже не загадка.

— Окей, — быстро согласился. — Прощайте.

— Бай-бай.

На том и разошлись. Ещё полночи я провозилась у раковины, отмывая кисти. Под рассвет развесила холсты вдоль стены в зале и сама села на место натурщика. День прошёл отлично.

В последний день сентября ко мне в дом наведалась маман. Я была готова совершенно ко всему, ожидая её визита. Ну, что ей сказать на этот раз? Что поиски генофонда временно приостановлены по причине полного разочарования в человеке с похожим мировоззрением? Ведь если такой не подходит, то как найти общий язык с другими?

— Настенька!

— В зале!

Разодетая маман цокая каблуками, зашла в комнату, по традиции открыла окно на проветривание и… увидела доработанные холсты с голым Дмитрием Николаевичем. Неоднозначное впечатление отразилось на лице родительницы. С одной стороны ей нравились качки, но с другой — женщина была совершенно против шрамов и наготы.

— А этого как зовут? — спросила.

— Дмитрий Николаевич.

— Ты уже выбери кого-то одного!

Я почесала затылок, тщательно всматриваясь в лицо матери:

— Ты сегодня навеселе?

— Это у тебя спросить надо! Где того мучачо с Агро-Омска посеяла?

На пару секунд я впала в прострацию.

— Я там с Наташей была, — созналась мать. — И видела вас. Берём, Настенька, берём!

А, вот оно что! Знала бы она как неохотно берутся такие крепости и какой философской начинкой те напичканы. И как ловко уходят с радаров.

— Тебе, что, этот шрамированный больше нравится? — маман приблизилась к одной из картин. — Зачем тебе этот инвалид? Да и тот покрепче будет.

Ага. И побогаче, но вслух сказала:

— Мам, ну, в самом деле. Мне не шестнадцать лет. К вопросу надо подходить серьезно. Тот мучачо — просто знакомый.

— Опять по интернету?

— Не опять, а наконец-то. Когда я в последний раз выбиралась с кем-то в свет?

С этим аргументом было невозможно не согласиться. Школу я окончила в 15 лет и с того времени началось моё затворничество. Маман радовал каждый день, проведенный мной под лучами солнца.

— Инвалидов не берём, — отрезала. — Они не пройдут у меня контроль! Я кстати что пришла, мне тетя Наташа флешку дала с фотками Саши. Давай посмотрим, как она в Америке расположилась.

— Компьютер включен.

Маман покинула моё поле зрения, а я пошлепала заваривать кофе. Вроде пронесло. Интересно, с какого момента она начала бегать за нами с фрилансером? Уже три недели прошло, так и не вспомнить, где мы могли спалиться.

— Настюш, тут тебе кто-то пишет!

— Ник какой? — очень не хотелось со стула подниматься.

— Английский!

Мысленно пролистала список работодателей:

— А конкретнее?

— Фреелансер!

Ох, ты ж блин! В спальню я влетела вовремя. Мать уже сняла тяжелые золотые кольца с намерением печатать ответ.