— Прощай! — сказал ему Эл.

— Ч-что? — испугался Иан. — Почему ты так говоришь? Они собираются отпустить нас, не так ли?

— Мы не будем помнить друг друга, — сказал Эл. — Честное слово! Нам не оставят воспоминаний, связанных с покушением. Так что… — Он протянул руку. — Так что прощай, Иан! Все-таки мы выступили в Белом доме, верно? Ты все забудешь, но это не перестанет быть правдой: мы выступили. — Он криво усмехнулся.

— Шагайте! — сказал энпэшник.

Все еще держа в руках кувшины (зачем?), Эл Миллер и Иан Дункан пошли по коридору к выходу, возле которого их ждал черный медицинский фургон.

Был вечер. Иан Дункан обнаружил себя на пустынном перекрестке, замерзший и дрожащий, рядом с остановкой городского общественного транспорта.

«Что я тут делаю? — изумленно спросил он себя и посмотрел на часы: было восемь. — Я должен быть на собрании в честь Дня поминовения, не так ли? Мне нельзя отсутствовать еще раз. Пропустить два собрания подряд — это ужасно. Надо бежать домой».

Родной «Авраам Линкольн», со всеми его башенками и окнами, находился совсем недалеко, и Иан поспешил к нему, дыша глубоко и пытаясь держать хороший темп.

«Надеюсь, собрание еще не закончилось», — подумал он.

Однако окна зала собраний были уже темны.

«Черт побери!» — подумал Иан с отчаянием.

— Собрание в честь Дня поминовения закончилось? — спросил он, когда на входе в здание у него проверяли идентификат.

— Вы слегка напутали, мистер Дункан, — сказал Винс Страйкрок. — День поминовения был вчера. Сегодня — пятница.

«Что-то тут не так», — подумал Иан. Но спорить не стал, просто кивнул и поспешил к лифту.

Едва он вышел из лифта на своем этаже, его окликнули:

— Эй, Дункан!

Это был сосед по имени Корли, которого он едва знал. Поскольку подобная неожиданная встреча могла быть небезопасна, Иан приблизился к нему с осторожностью.

— Что случилось?

— Слушайте меня, — сказал Корли быстро и опасливо. — Вы провалили последний релпол-тест. Вас собираются разбудить завтра в пять или шесть утра и устроить неожиданное тестирование. — Он глянул сначала в один конец коридора, потом в другой. — Изучите конец тысяча девятьсот восьмидесятых, а в частности религиозно-коллективистские движения. Ясно?

— Да, — с благодарностью сказал Иан. — Большое спасибо!.. Может быть, я сумею когда-нибудь и вам… — он осекся, так как Корли нырнул назад, в свою квартиру, и закрыл дверь.

Иан остался один.

«Безусловно, это очень любезно с его стороны, — подумал он, идя по коридору. — Пожалуй, он спасает меня, предупредив об угрозе принудительного выселения».

Очутившись в своей квартире, он устроился поудобнее и обложился всеми имевшимися у него справочниками по политической истории Соединенных Штатов.

«Я буду учиться всю ночь, — решил он. — Потому что я должен справиться с этим тестом. У меня просто нет иного выбора».

Чтобы не заснуть, он включил телевизор и тотчас же ощутил, как от экрана, на котором возникла Первая Леди, заструилось знакомое, милое, сердечное тепло.

— …а музыкальную программу сегодняшнего вечера, — сказала Николь, — открывает квартет саксофонистов, который исполнит темы из опер Вагнера и, в частности, из моей самой любимой, из «Мейстерзингеров». Я полагаю, что мы все получим большую пользу и, конечно же, духовно обогатимся. А после этого, решила я, перед вами снова предстанет ваш давний любимец, всемирно известный виолончелист Генри Леклерк, который исполнит произведения Джерома Керна и Коула Портера.

Она улыбнулась, и Иан Дункан, окруженный армией справочников, улыбнулся ей в ответ.

«Интересно, — подумал он, — каково это, играть в Белом доме? Что это значит — выступать перед Первой Леди? Жаль, что я так и не выучился играть ни на одном музыкальном инструменте. Я не умею ни играть в пьесах, ни писать стихи, ни петь или танцевать… Ничего. Был бы я из музыкальной семьи, если бы отец или мать научили меня…»

Он хмуро нацарапал несколько строк о взлете французской христианско-фашистской партии в 1975 году. Но его словно за уши тянули к телевизору, и, отложив в сторону ручку, он повернулся лицом к экрану.

Николь показывала дельфтскую изразцовую плитку, которую ей удалось отыскать в одной из лавок в Швайнфурте, Германия. Какие у этой плитки прелестные, чистые цвета!.. Иан глаз не сводил с экрана, зачарованный тем, как сильные, изящные пальцы Николь нежно гладили солнечную поверхность обожженной глазури.

— Полюбуйтесь на эту плитку, — говорила Николь своим бесподобным хрипловатым голосом. — Неужели вам бы не хотелось иметь такую вещицу? Разве она не прелестна?

— Прелестна, — прошептал Иан Дункан.