СЕРГЕЙ ЛОМАКИН. Изначально предполагалось не брать на роли ведущих никого из известных тогда телевизионщиков. Были разные предложения. Возникла идея квартиры — разноплановых участков студии, где могли находиться кухня, гостиная, кабинет. Программа задумывалась как молодежная. Закладывалась идея студенческого общежития, или студенческого кампуса по западной аналогии. Западная ориентация тоже присутствовала с самого начала.

В общем, студенческое общежитие, куда приходят друзья.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Первый раз мы собрались то ли в Парке культуры, то ли в Сокольниках — пошли просто поддать, посидеть.

Сидели, фантазировали, как и что будем делать. Потом подключились Малкин с Прошутинской, пришел Политура — Саша Политковский. Он снял очень интересный сюжет, из которого родилась идея «человека, меняющего профессию». Тогда же придумали и его кепку. А 14 апреля меня назначили руководителем программы. Мы очень часто собирались у меня дома, размышляли, предлагали, выдумывали — вот из этого и родилась программа. А потом появились ведущие.

СЕРГЕЙ ЛОМАКИН. Сразу стало ясно, что их должно быть несколько и у каждого своя роль. Программу начинали Толя Малкин и Кира Прошутинская. Они сказали, что знают подходящих ребят, которые работают на Иновещании: Олег Вакуловский, Саша Любимов, Дима Захаров и Влад Листьев. С Олегом Вакуловским у нас как-то не сложилось. После первого выпуска «Взгляда» он сказал, что все это ему не нравится, и быстро ушел из программы.

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. Ну, мы немножко забегаем вперед... У меня были большие противоречия не с программой, а, скорее, с телевидением как с формой деятельности. Я тогда очень хотел писать книжки, заниматься литературой. В этом смысле меня вполне устраивало спокойное Иновещание. Там я зависел только от себя. Написал комментарий и сам за него отвечаешь. А на ТВ к тебе тут же подлаживаются сотня человек вплоть до осветителя. От момента рождения идеи до ее воплощения проходил процесс, зачастую в корне эту идею деформирующий. К тому же я очень трудно работаю в коллективе, тем более в коллективе ведущих. Мой уход не был результатом какой-то неприязни, интриг, нет. Просто я понял, что это не мое. Думал, что никогда уже не подойду к ящику. Но в результате все равно подсел на эту телеиглу. К тому времени в программе хватало других внутренних противоречий: кто и как должен вести, соперничество между командой Мукусева и молодыми: Владиком, Сашей Любимовым, Захаровым.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Не надо думать, что это были неразлучные друзья. Они были коллеги, симпатизировали друг другу, но не больше.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Честно говоря, я не очень понимаю, что такое дружба. Жизнь показала, что такие слова, как «любовь» и «дружба», стоит реже употреблять.

С одной стороны, они очень обязывают, а с другой - ничего не объясняют, создавая абсолютно безответственную ситуацию между людьми. Бывает, что дружба — это регулярный совместный алкоголизм. Быстро выпили по стакану, чтобы быстрее начать дружить. Почему нет? Естественно, мы были единомышленниками, у нас были общие идеи, общие интересы. Общее прошлое.

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. Мы с Владиком учились на факультете журналистики. Было там такое элитное международное отделение: все ребята москвичи, с рекомендацией райкомов. Туда, как ни странно, было легче поступить: отсекались все отличники-провинциалы. Влад учился на курс старше. «Международников» с первого курса посылали на картошку. Убийственное мероприятие: два месяца в селе Бородино происходила борьба с сельским хозяйством. Когда мы туда приехали, курс Влада уже вовсю там трудился. Знакомство получилось довольно ярким. Посреди непролазной грязи стоял элегантный парень с длинными волосами — такой д'Артаньян в очках, с широкой повязкой на голове. Он был руководителем бригады сортировщиков. Это было серьезно, это была должность. Несмотря на всю эту сельскую непролазность и жуть, Влад с юморком распоряжался ситуацией. Помню один такой его жест: несколько вальяжный и аристократический, когда он ладонью подманивал трактор, который должен был сгружать какие-то мешки. Это было невероятно артистично и здорово поднимало настроение. А настроение-то, в общем, было, как у немцев под Москвой. Когда становилось совсем плохо, он дико и радостно кричал: «Мы все здесь подохнем!» Не знаю... к нему сразу возникала симпатия. Так получилось, что я попал в его бригаду сортировки, и мы познакомились. Потом общались уже на факультете и, позже, на Иновещании. Там он уже был без своих мушкетерских* длинных, волос. Тогда ведь на Гос-телерадио царствовал Лапин, поэтому особенно-то не развернешься. Бороды находились под строжайшим запретом, усы расценивались как идеологическая уступка. Влад работал в спортивной редакции. Общались мы в основном на уровне перекуров и кофе. Там же трудился и Андрей Шипилов, позднее перетащивший нас на телевидение, и Дима Захаров.

ДМИТРИЙ ЗАХАРОВ; На Иновещание я пришел раньше Влада. Он работал в спортивной ^редакции и редакции пропаганды, был довольно активным комсомольским деятелем. Не думаю, что он всерьез относился к этой работе. Скорее, тут присутствовали карьерные моменты. Он всегда был таким, каким его заполнили по телевидению: достаточно беззаботным, веселым, ни у кого от его комсомольской работы напряжений не возникало. «Проблемный» был только Анпилов» который в то время тоже работал у нас.

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. Была такая забавная история, называемая ДНД: добровольная народная дружина. Мы должны были кого-то задерживать. Никого мы не задерживали, естественно, ходили с этими повязками, строго, но с некоторой симпатией поглядывая на алкашей. Да и некого было задерживать, тут милиция и без нас так чесала! Дежурил и Витя Анпилов, который работал в сумасшедшей кубинской редакции — что его и сломило. У них там висели портреты Че Гевары и Кастро, они все помешались, и их дальше так и понесло в этом фарватере. Между прочим, Витя — единственный, кто на дежурстве кого-то отловил. Кажется, ему дали грамоту.

Но самые милые воспоминания связаны с тем, как Влад ухитрялся проводить комсомольские собрания: все шли на них как на дружеские посиделки. Это никогда не превращалось в идиотизм. Как только от Влада требовалось прочитать какую-нибудь кретинскую парткомовскую бумажку, в глазах появлялось столько иронии, и читалось это с такими интонациями, что и придраться было невозможно, и все начинали корчиться от смеха.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. А мы с Владиком познакомились на почве выпивания и ухаживания за девочками. Поскольку он старше, нельзя сказать, что мы быстро сошлись. Помню, что в январе 1985-го поехали в Софрино на комсомольский выезд — такие в то время организовывались алкогольно-развлекательные выезды с лыжными прогулками, девушками и питьем. Владик тогда был начальником, впрочем, довольно занятным, веселым и совершенно беззаботным. Работал он в главной редакции пропаганды, а, надо сказать, мы к ним относились довольно пренебрежительно, поскольку они должны были обрабатывать речи Черненко и прочую чепуху. А мы специализировались по зарубежью.

ДМИТРИЙ ЗАХАРОВ. Я тоже не скажу, что мы с Владом дружили.

Иновещание — заведение специфическое. И родители почти у всех специфические. Так что дети, безусловно, отбирались по строго определенным критериям. Но дело в том, что это обстоятельство сказалось довольно забавным бразом. Жизнь с родителями за рубежом, по сути, обрекала этих детей на негативное отношение к системе. Представьте, тебя увозят в возрасте шести лет в капиталистическую страну, где ты сразу же попадаешь в нормальный, приемлемый мир. Ты живешь в доме, где в распоряжении отца две-три машины, комфорт, удобства.