— Я совершенно забыл о нем. Это моя вина, леди Блайт. Я обязательно объяснюсь с мистером Остином.

Он не простит… он возненавидит меня! Я закусила свою перчатку, едва не плача от обиды. Как такое могло случиться? Буквально час назад он был у меня в гостиной и просил… нет, требовал со своим «я хочу», чтобы мое внимание принадлежало исключительно ему. Что он мог подумать, увидев нас с Вебером, милующихся вдалеке от прислуги под тенью кустов и прохладой пруда?

Я поднялась, пошатываясь от навалившегося вдруг отчаяния. Я уже не могу без него. До меня дошло это так явственно, что я чуть слышно застонала. Его руки, его губы — я не смогу это забыть.

— Леди Блайт? — вопросительно окликнул Патрик, и я вдруг вспомнила, что не одна. Надо срочно брать себя в руки.

— Я сама объяснюсь с мистером Остином, — сказала, откашлявшись. — Он мог неверно все понять, — я долго обкусывала губы, вновь погрузившись в задумчивость, прежде, чем Патрик предложил мне пройти в дом.

— А зачем мистер Остин был здесь? — задала главный вопрос, пытаясь совладать с лицом и голосом. — Разве у вас есть общие дела?

Меня осенила ревнивая мысль, что причиной визитов Джеймса могла быть Лив.

— Обширная часть владений его брата теперь перешла к нему, — пояснил Патрик, ведя меня в столовую. — Мой отец арендует у него земли под пастбища.

Я согласилась на чашку чая, ибо во рту все пересохло.

— Как поживает миссис Эванс? — спросил Патрик.

В этот момент он пытался не смотреть на меня, но я заметила нервное движение его пальцев обхвативших блюдце. Разговор о Шерри — хорошая возможность отвлечься и прийти в себя.

— Мисс Эванс чувствует себя чудесно, — солгала, размешивая сливки, — в заботах о предстоящем бале. Кстати, мистер Вебер вы должны будете пригласить Шарлотту на танец или занять ее на весь вечер. Вам дозволено на правах старого друга.

Удовлетворенная улыбка озарила его лицо, медленно перетекая в отстраненно-мечтательную. Я не удержалась от колкого смешка:

— Разве вам неизвестно, что Шерри относиться к вам очень тепло?

— Да, — поспешил ответить Патрик, — я тоже люблю ее… как сестру. Мы с ней выросли вместе.

Мне показалось, что Вебер боится собственных эмоций. Или действительно питает к ней братские чувства? Впрочем, это и хорошо. Шерри ведь предстоит стать супругой Найта, если он, конечно, не сбежит в какое-нибудь глухое графство.

Мое послание я начну, пожалуй, со слов: «Он уехал и мой мир рухнул». Затем зачеркаю и напишу, как написала бы ему: «Мистер Остин…» Снова черкаю и уже плачу, почти рыча от отчаяния: «Джеймс…» Падаю на стол, конвульсивно сминая записку, разрывая конверт на мелкие кусочки и рыдаю, громко, иступлено. Зачем я позволила ему войти в свою жизнь? Как так вышло, что я влюбилась?

«Джемс. То, что вы увидели у Веберов…»

О, чертова истеричка! Да возьми ж себя, наконец, в руки!

«…ничего не значит. Между мною и Патриком нет ровным счетом ничего…»

Слово «ничего» я выделяю жирным. Затем придирчиво оглядываю бумагу, со следами от моих слез и злюсь, что мои объяснения так банальны, что саму тошнит.

Я люблю его. Люблю. Люблю.

А себя ненавижу. За то, что позволила себе быть такой дурой. За то, что плачу. За то, что второй день пью крепкий коньяк и покуриваю сигары. Мое тело страдает без его рук. Он просто уехал. А я, как самая последняя идиотка, принялась навещать всех и вся в поисках ответа на интересующий вопрос: надолго ли?

У Китти дьявольское терпение. Я поняла это, когда отказалась от очередной порции еды и заперлась в комнате, наказав ей меня не трогать под страхом смерти. Но ведь она все равно явилась вечером, чтобы меня проведать, и я захлебывалась у нее на груди слезами, уверяя в полупьяном бреду, как я его люблю.

Что вообще происходит? Это и есть любовь? То есть, то неземное чувство, которое воспевают в балладах, и из-за которого травятся, вешаются, колют себя ножами?

Шесть дней и семь жарких ночей. Как он мог уехать? Мерзавец!

Обнимая подушки, я представляла его. Прижимаясь губами к теплым покрывалам, я грезила о его губах.

— Леди Блайт, — Китти отвлекла меня и я, дернувшись, укололась о булавку.

Модистка, которую звали Линси, недовольно шикнула:

— Потерпите, леди. Я сейчас закончу, — ворчала она, подгибая подол и пристально оглядывая низ моего белоснежного платья, — хотите немного короче?

— Нет, — зарделась я, — достаточно.

Для него я готова выглядеть, как девственница. Для него я готова быть кем угодно.