— Учить он меня будет, — проворчал Быков, довольно глядя на Сеню. — А вы, почему молчите, Марина Евгеньевна? Как считаете, это сработает?

— А это ее идея, — рассмеялся Сеня. — Она вам не союзник.

— Да понял уже, нахал ты этакий, — хмыкнул Геннадий Александрович и, вздохнув, провел ладонью по лысине, словно утешая сам себя. — Смотри сам, Семен. Дело-то хорошее. Помогу, чем смогу.

— Вот и отдайте мне Марину Евгеньевну. Мне этого будет более чем достаточно.

— Ну да, — опечалился вдруг Геннадий Александрович. — А то я не вижу, как она на тебя смотрит. Ты же ее, черт вихрастый, если не к себе в бар переманишь, то в декрет уведешь.

— Так ей пора бы уже. Дальше для нее наступит возраст риска.

Вот ведь нахал, — в досаде хлопнул ладонью по столу Быков. — Но, как говориться, бог в помощь. Ей уже действительно пора… А ты, Марина, чего все молчишь? Они говорили обо мне так, словно меня здесь не было и, я ничего умнее не могла придумать, как пожать плечами.

Правильно, что молчит. Сейчас мы пойдем к Марине Евгеньевне в кабинет и там обговорим все детали, — заявил Сеня, не глядя не меня. А у меня по коже пробежали мурашки. В его словах, я услышала некий потаенный смысл и скрытое нетерпение, понятный только нам обоим. На столе зазвонил телефон. Геннадий Александрович поднял трубку, показав нам рукой, что ему не до нас, и мы можем идти. Мы вышли и в полном молчании направились в сторону моего кабинета: я впереди, Сеня за мной. Спиной я чувствовала его взгляд. При моем появлении, Светлана оторвалась от компьютера, и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но увидев Сеню, передумала.

— Ни с кем не соединять… меня ни для кого нет…

— Хорошо, — успела она, бросить нам вслед. Я влетела в кабинет, Сеня за мной, захлопнув за собой дверь.

— Как ты здесь оказался? Как узнал? Что все это значит?

— Полегче, полегче, — тихо засмеялся Сеня, подходя ко мне. — Я же не могу сразу ответить на все твои вопросы. Когда я очутилась в его руках, он, зарывшись лицом в мои волосы, прошептал:

— Черт, мне так плохо без тебя… — и нетерпеливо поцеловал меня.

— И поэтому ты здесь? — отстранившись, недоверчиво посмотрела я не него.

— Конечно.

— Сеня…

— Ну, ладно, — нехотя уступил он, поцеловав меня в макушку, прижимая к себе. — Я очень соскучился по тебе. Ни о чем не мог думать. Позвонил Людке, чтобы начала отрабатывать все те дни, что задолжала мне, послонялся по квартире и пошел к тебе на работу. Думал, хоть в приемной у тебя посижу — все ж ближе. Только на входе меня ваши вертухаи тормознули: к кому? Да по какому делу? Ну, я и сказал, что к родственнице пришел, к Вике. Вызвали Вику. Ваш родственник? — спрашивают. Она молодец, врубилась с пол-оборота: о Сеня! Хорошо, что зашел? Я уж думала, что ты забыл о своем обещании. Ну, меня и пропустили, а Вика провела к твоему кабинету, заявив твоей секретарше, что я по делу. Свете твоей не до этого было: ей секретарша твоего босса названивала, что мол, этот гад, Родион — топит тебя. Я тут же проявляю заинтересованность и узнаю от возмущенной Светы, что этот козел замутил все из-за того, что ты отказалась стать его любовницей. Не дергайся, это оказывается здесь всем известно. Понятно, если ты являешься для заказчика и поставщика гарантом, что ни тот, ни другой тебя не кинет, то в эту самую минуту Родион элементарно «кидал» тебя и вашу фирму заодно. Тогда я по мобиле связываюсь со своей конторой, сажусь в тачку и гоню туда. Там мне готовят нужные документы, о которых мне тут же по мобиле надиктовала Света и с ними, мчусь обратно сюда. Оказалось, вовремя. Так, что твоей Свете от меня причитается огромный торт.

— Но договор с вашей фирмой, он…

— Все имеет юридическую силу, и с этого дня ты работаешь на меня. Понятно?

— И ты, правда, являешься совладельцем «У корны»?

— Правда, — пробормотал Сеня, прижимаясь губами к моей шее и подталкивая меня к столу.

— Погоди… — слабо сопротивляясь, я уже полностью подчинилась ему. — Что это за разговоры с Быковым о моем декрете. Вот это не на шутку завело Сеню, отбросившего всякую сдержанность и осторожность. И все же безраздельно отдавшись его страстности, я, словно из далека, ловила звуки и движения за дверями кабинета: как Светлана односложно кому-то отвечала по телефону, как кто-то вошел в приемную и тут же вышел, как Светлана включила принтер. Его ритмичный стук все нарастал, становясь чаще и громче, пока не заглушил собой все. Я же испытав сильное потрясение, никак не могла прийти в себя.

— Тише… родная, тише… — шептал Сеня, уткнувшись в мое плечо, и стиснув меня, глухо застонал. Негромкий стук в дверь оглушил нас, словно звук разорвавшейся бомбы. Одним прыжком, Сеня очутился возле окна. Я же сползая со стола, окорябала поясницу. Пока мы с лихорадочной, бестолковой поспешностью приводили себя в порядок, за дверью терпеливо ждали. Юркнув на свое место за столом, я пригласила войти. Появившаяся в дверях Светлана, доложила, что звонил поставщик и просил срочно связаться с ним. Я кивнула, с трудом вникая в ее слова — сидеть в кресле без плавок было несколько… странно. К тому же я видела, что мой слишком деловой вид не обманул Светлану, как и вид Сени, с нарочитым вниманием читавшего газету, которую впопыхах прихватил с моего стола. Слишком явственно ощущалась аура чувственности, что витала здесь.

— Светлана, посмотри, сколько у нас зарегистрировано по городу баров.

— Баров? — удивилась Светлана, перестав с тонкой, все понимающей улыбкой разглядывать нас.

— Да.

— Хорошо. Она ушла, кажется заинтригованная еще больше, а я, подцепив носком туфли свои плавочки, что второпях запихнула под стол, подтащила их поближе к себе и подняла.

— Ты мне так и не объяснил, что означают твои слова о моем декрете? Сеня оторвался от газеты.

— Они означают лишь то, что мы рожаем ребенка. Тянуть с этим делом нельзя. Я читал, что роды у женщин за тридцать относятся к категории риска.