Кофе было допито, второй экземпляр подписанного договора оказался у Олега в руках. Но он не уходил. Медлил, поправляя очки. Прикасался к галстуку, словно убеждался, не забыл ли его повязать. Наконец, понизив голос, спросил, не сможет ли Елена Ивановна провести с ним сегодняшний вечер. Склонившись над бумагами, веером лежащими перед ней, она молчала, затаив дыхание. Потом сказала быстро, словно боясь, что голос её сорвётся:

– Наверное, если до конца дня ничего не изменится. Позвони мне без четверти шесть.

Как она сразу перешла на «ты», с облегчением отметил Олег. Значит, всё – по плану. Осталось одно – нужно «забыть» на столе второй экземпляр договора. Олег поднялся, Елена Ивановна вышла из-за стола проводить его. В дверях он, пропуская её, спохватился:

– Свой экземпляр не взял.

Шагнул к столу, где остывали чашки из-под кофе. Вернулся к дверям. Сергиенкова стояла к нему спиной, о чём-то разговаривая с Ритой. Затем Елена Ивановна прошла с Олегом через всю приёмную, мимо ожидавших её посетителей, и только в коридоре рассталась с ним.

– Я позвоню, – сказал ей Олег глухо.

От сильного волнения голос у него садился.

Всё остальное произошло так, как он себе всю эту неделю не раз представлял: Сергиенкова прошла в кабинет, села, наверняка потянувшись к телефону – сделать срочный звонок. И – увидела деньги. Пачка стодолларовых купюр, схваченная аптечной резинкой, лежала поверх бумаг, рядом с договором. Её реакция? Наверняка удивилась: почему он, Олег, оставил их, ничего не сказав? Ведь всё как бы легально – деньги на поездку в Крым. Может, очень волновался? Но, пересчитав купюры и увидев, что их вдвое больше оговоренной суммы, она, конечно, забеспокоилась.

О том, как она повела себя дальше, Олег узнал вечером этого же дня «от своих»: она отнесла пачку долларов Рите: «Спрячь, это какое-то недоразумение». Затем, увидев в окно приёмной Олега у подъезда в толпе посетителей – он в тот момент вместе с ними поднимался по ступенькам обратно, – будто бы сказала секретарше (повторив эти слова на допросе): «Как хорошо, он возвращается!.. Сейчас разберёмся…» Но допрошенная следователем Рита категорически утверждала, что таких слов не слышала, заметила лишь, что Елена Ивановна зачем-то вышла в коридор.

Да, она стояла у дверей своей приёмной, Олег это сразу увидел, когда вывел группу оперативников из лифтового холла. «Это она», – сказал им, замедляя шаг, отступая за их спины, так было оговорено – он выполнил свою функцию и должен исчезнуть. И он исчез, вернувшись к лифту, спустившись вниз, растворившись в толпе прохожих, идущих к ближайшему метро.

Ему потом рассказали, как там, у дверей, сразу же предъявили ей удостоверения, как, окружив её, плотной группой пересекли приёмную, а войдя в кабинет, быстро прошли к столу с неубранными ещё чашками, выхватили из кипы бумаг договор с португальской фирмой, спросив, получала ли она сегодня от кого-либо деньги. Услышав поспешное «нет», потребовали показать сумочку и выдвинуть ящики стола. Ничего не найдя, вышли в приёмную, велели секретарше Рите сделать то же самое. И, подобрав в одном из её ящиков пачку купюр, перетянутых резинкой, уточнили:

– Ваши?

– Нет, – сказала Рита, часто моргая, – это деньги Елены Ивановны, она попросила их спрятать.

– Именно спрятать?

– Да.

– Когда попросила?

– Только что.

И, подумав, добавила.

– Минуты три назад.

Деньги разложили на столе Елены Ивановны, просвечивали прибором, выявившим на купюрах надпись «взятка для Сергиенковой», спрашивали, держала ли их в руках, на что она механически, словно в полусне, отвечала «нет». Попросили показать руки, обнаружив на пальцах такое же красящее вещество, что и на деньгах. Об их происхождении Елена Ивановна твердила одно и то же:

– Не знаю, что это за деньги.

10

Чего-то не хватало Олегу в этой ситуации. Обычно после того, когда в дело вступали оперативники, им овладевало ощущение своей тайной силы. Оно пьянило его. Он чувствовал себя бесстрашным и лёгким и в этом состоянии быстро менял места работы, не зацикливался на мелких неудачах, не затаивал обид на строптивых шефов, потому что у него была ещё одна жизнь, и именно в ней происходили главные события. Они потом долго волновали его своими подробностями, вдруг возникавшими в его воображении и год и два спустя.

Но тут что-то не сложилось. Полноценного чувства победы не было, хотя Рябикин по-прежнему был уверен: Сергиенкова взяточница. Опытная, осторожная, с тонкими методами вымогательства. Она, по его мнению, и не могла быть другой.

Все начальники при таких кабинетах неизбежно ими становятся, считал Олег, ведь их служебные действия воспринимаются зависящими от них людьми как личное благодеяние, а значит, требуют ответного шага. Но где граница между благодарностью, воплощённой в букете цветов к празднику, и пачкой денег в увесистом конверте? Нет её! Представить себе, что Сергиенкова никогда не переходила эту грань, Олег не мог.