Она сидела в луже крови и хаотично что-то искала руками. Марк увидел кинжал и тело Катерины Ивашковой. Но когда он стал подходить ближе, чувство удушья стало усиливаться. Ему преградили кислород.

Она лежала там. В крови. Бледная, с закрытыми глазами.

Волна боли и страха накрыла его. Опустившись на колени перед любимой, он наклонился к ней и, положив её тело себе на колени, начал убирать прилипшие от крови волосы с лица.

Не обращая внимания на Провидицу, Марк согнулся к ней и накрыл её губы своими. Внутри у него что-то рухнуло.

— Жива она, жива, — прошептала как-то безумно девушка. Согнувшись пополам, она закрыла глаза и, накрыв лицо ладонями, стала шептать: — Это тьма, это тьма, тьма. Она внутри. Она пожирает и меня и её. Она может убить, убить...

— Кто ты такая? — спросил Князев, уже понимая, что и так знает ответ.

— Ирих... Ирих зовут. Ибсен, — пошарив руками по полу, она резко остановилась и, выпрямив спину, сказала Князеву: — Дай, дай нож мне.

Князев, схватив кинжал, кинул его Провидице. Ирих взяв оружие, направила лезвие на свои вены и начала резать себя.

— Тьма. Боль помогает чувствовать. Проклятая кровь, кровь проклятая...

Парень, украдкой наблюдая за девушкой, спросил:

— Тина тоже так делала. Зачем это?

Провидица, откинув кинжал, спокойно выдохнула. Её безумные речи прекратились.

— Мы связаны с ней. Она часть моей тьмы, она порождение меня. Она моя магия.

— Я не понимаю...

— Та магия, что течет в её жилах, — это моя магия. Мой — грех.

— Зачем резать себя? — Марк не узнавал свой голос. Всё было пусто. Начиная от мыслей, заканчивая ощущениями.

— Эта тьма делает больно. Сводит с ума. Физическая боль, помогает перекрывать боль от магии.

Марк отвернулся от Провидицы. Он ненавидел её. Ненавидел и себя.

— Скажи что-нибудь, — шептал он.

Ибсен услышала, как голос его дрогнул. Он плакал.

— Открой глаза, прошу...

— Тьма глубоко. Ей придется преодолеть долгий путь к свету, — прошептала Провидица.

— Ты делала это уже с ней! — он был совсем близко к ней. Она слышала его голос возле своего уха. Он кричал, не сдерживая себя. — Однажды, ты уже воскрешала её из мертвых. Сделай это опять!

Ирих, махнув рукой, схватила его за край куртки. Наклонив Марка к себе, она сказала:

— Я не Бог! Я не властна над смертью. Есть смерть и жизнь, судьба и случайность — и я не причастна к ним.

— Тогда, что ты с ней делала? Она ведь была мертва... — в голосе молодого человека одновременно прослеживалась злость и просьба.

— Я помогла ей. Помогла воззвать к своей силе. Как ты думаешь, почему сила Хостинга есть такой особенной? Эта магия, которой я научилась у самой сущности тьмы. Нет ничего сильней и ничего слабей этой силы. Внутри неё тьма, которая в настоящее время решает, жить ей сейчас или умереть. Теперь мы можем только наблюдать за тем, что она выберет: жизнь или смерть. Это её противостояние, не наше.

— Зачем ты это сделала с ней? Она не заслужила такого.

— Все мы должны нести свои жертвы, юноша. Это её рок, так решила судьба. Не я.

Ирих вспомнила те времена, когда сама была юной девушкой, поддавшейся силе тьмы. Как зло, струящиеся в ей жилах, проникало в разум и заставляло сжигать дотла всех тех, кто делал ей больно. Она помнила запах гари, тлеющей плоти и кипящей крови.

Если бы она могла видеть, то ужаснулась бы масштабу тех катаклизм, на которые обрекла земли своих обидчиков.

И даже много веков спустя, когда время перестало иметь свои закономерные «начало» и «конец», она не жалела о том, что подвергла на муки ни в чем неповинную девушку.

Ирих не жалела о том, что наделила династию Ивашковых проклятьем. В их семье должна была родиться девушка, которой она отдала часть своей боли. Часть тьмы.

Кристина обладала тем даром, который Ирих не желала развивать в ней. Ибо чем больше развивалась бы сила, тем опасней бы становилось зло внутри неё. И даже всё то светлое, что было в девушке Хостинге, не смогло бы победить пропасть тьмы.

— Ей придется жить с болью всю свою жизнь. Вполне вероятно, что она может потерять рассудок. Если она останется, если всё же возьмет верх над злом внутри — она больше не будет прежней...

«Я больше не была прежней», — чуть не вырвалось у Провидицы.

Она уже давно не была той юной Ирих Ибсен Мари, той девочкой, рожденной от неизвестной матери. Той, кому могли причинять боль. Теперь Ирих сама причиняла боль.

— Ты можешь уйти, — услышала она тихий голос юноши. Ибсен почувствовала себя лишней. То, что говорил парень, было слишком интимным для неё.