Шрифт:
– К добру, аль к худу?
Домовой повернулся, посмотрел на меня внимательно, вздохнул и опустил взгляд.
– К худу...
Ответ резанул слух, оставив внутри неприятный осадок.
– А что случилось?
– Я ж тебе говорю – война, – и грустно так на меня смотрит.
Тут я вспомнила, с чего начался наш разговор, и надо мной нависло тяжкое ощущение надвигающейся беды. Конечно, жители потустороннего мира к нам просто так нечасто захаживают.
– А кто воюет – то?
– Свет и тьма воюет, – ещё тяжелее вздохнул он.
– Вершок, так тебя зовут, да? – начала я неуверенно. И, когда он кивнул, продолжила: – Ты бы рассказал мне поподробнее, по-нашему, а то я метафоры не очень понимаю...
– Налей мне стакан молока, тогда и объясню тебе все, голубушка, – ответил он вдруг, хитро склонив голову на бок, что однако не убрало печать скорбного выражения на его лице.
Всё это казалось каким-то нелепым. Однако, выполнить просьбу маленького человечка мне ничего не мешало. Пока я ходила на кухню за молоком, Вершок успел перебраться на моё место на кровати. Когда я вошла в комнату, он уже протягивал к молоку свои пухлые ручки, удобно устроившись на подушке. Я села рядом, протянув стакан. Странно, что домовые любят молоко.
Залпом осушив его и вытерев рукавом усы, он, хорошо поставленным голосом, словно по книжке начал:
– Войско демонов под предводительством Нечистого напало три дня назад на Царство Небесное. Доподлинно не известно, как он смог скопить такую мощь, но ангелы не могут отразить атаку, в силу своего меньшинства. Вероятно, они держатся последние часы.
Я нахмурилась. Сейчас всё это как нельзя лучше напоминало бред от теплового удара. Мысль о том, что возможна война между светлой стороной и темной проскальзывала только в остросюжетных фантастических боевиках или песнях группы Сектор Газа. Да и вообще: само существование этих сторон мне ещё никто не подтверждал!
– А как же... Бог? Почему он не уничтожит всех демонов? – это была первая мысль, пришедшая в голову.
Вершок опять опустил голову.
– Тут ничего не известно. Говорят, ангелы дерутся одни... – грустно ответил он.
– Если всё, что ты говоришь, правда, – я сделала небольшую паузу, раздумывая, – то такого просто не может быть.
– Увы, дочка, – услышала я в ответ, – не сон это, всё наяву. Ворота в наш мир уже открываются, жди беды.
– Но разве Свет не сильнее Тьмы? – не унималась я.
– Есть старое пророчество. Пророчество Апокалипсиса, – пожал узенькими плечами Вершок. – Согласно ему, придёт день, и Проклятые вырвутся на свободу. Оно записано в двух книгах: в Чёрной и Белой. И исход пророчества у обеих книг разный. Я думаю, что именно это сейчас и происходит.
Я встряхнула головой, пытаясь отогнать лёгкий флёр накатывающего сумасшествия. Грани реальности медленно начинали стираться.
– Мне нужно проветриться, – сказала я. Может быть встречу кого-нибудь знакомого. Не сходить же с ума в одиночку... Пойдёшь со мной? – добавила я домовому.
“Посмотрю на реакцию прохожих, сделаю выводы...”
– Хм... это можно! – потирая бороду, ответил он. – Только пойти с тобой я так просто не могу. Ведь я к дому привязан. Вот если ты меня позовёшь, будто бы в другой дом, то я смогу покинуть свой пост.
Я уже ничему не удивлялась.
– Да нет проблем. Руководи.
– Метла у тебя имеется? – неожиданно спросил он.
– Метла? А зачем мне метла? У меня есть пылесос. Ну, швабра пластиковая. Может, ещё веник старый.
Вершок прокряхтел что-то недовольно.
– Неси свой веник, и слушай, что я скажу, потом повторишь.
Я принесла старый замусоленный веник, неизвестно как найденный в бездонной кладовке.
– Ну, теперь повторяй:
“Дух добрый и любезный”, – начал он и посмотрел на меня, нахмурившись, мол, не стану ли спорить. Но мне было уже не до споров. Я повторяла за домовым всё слово в слово.
“Из дома уезжаю,
С собой жить приглашаю,
На метлу садись скорей, – тут он опять нахмурился, бросив презрительный взгляд на мой веник, –
В новом месте жизнь добрей”.
Я повторила странное стихотворение, и мой домовой довольный уселся на веник, с ожиданием на меня поглядывая.
– Ну? – не удержался он, видя моё бездействие.
– Что ну?
– Бери веник, и поехали куда собиралась!
И вот я иду по вымершей улице, на которой изредка встречается пара-тройка озабоченно спешащих куда – то людей в медицинских масках на лице, а у меня в руках веник, на котором сидит маленький домовой и раскачивает ножками в разные стороны. Но люди не обращали на нас совершенно никакого внимания, и я начинала верить, что всё это лишь плод моей больной фантазии. Но домовой с метлы не пропадал, и я делала вид, что так и надо.