— Ударить надо тебя! — вскрикнула Анна Львовна. — Да еще начальника конторы Шуткова. На совещании вы сидели? Вы отлично знали, какой тут риск, и, что в морозы понадобится пар, вы знали.

— Чш-ш! Ну что ты кричишь? Успокойся, — замахал на нее руками Григорий. Он смотрел на нее испуганно и вместе с любопытством, слегка улыбаясь. — Тут, брат, такое дело, что и разобрать трудно. Одним словом, тебе не все известно.

— Не напускай туману! — крикнула Анна Львовна, упирая руки в бока, как она делала на стройке, когда приходилось ругаться с десятниками. — Мы сами повинны в его неудаче, мы все! Мы захвалили его, сбили с толку трескучей шумихой, и все это для того, чтобы показать, какие мы старательные и оперативные. Но на деле мы вовсе не хотели беспокоиться и рисковать. Мы такие же улитки, как Тоцкий, только еще хуже, потому что делаем вид, будто помогаем людям. Я знаю, в ту ночь котельная не дала пару. В самые сильные холода, когда... Что же ты молчишь?

Емчинов встал, чтобы прикрыть дверь. Проходя мимо Анны Львовны, он печально улыбнулся и погладил ее по голове.

— Ты знаешь, я не распоряжаюсь паром, — сказал он. — Но я тебя слушаю.

— В Москве мы работали врозь! — кричала Анна Львовна, чувствуя, что не может собраться с мыслями, и от этого путаясь еще больше. От его ласкового прикосновения по телу пробежал озноб, на глаза выступили слезы. — В Москве я не видела, как ты работаешь. Теперь я кое-что вижу...

— Что же ты видишь?

— А то! Вижу, ты слабоват и шаток, вот что!

Емчинов прошелся по комнате, приостановился перед зеркальным стеклом книжного шкапа и обдернул гимнастерку.

«Что бы такое ей сказать? — думал он, стараясь шагать по одной половице и прищурив глаза. — Она там болтает со всеми на стройке. По-видимому, ей что-то наговорили. Значит, уже пошли разговоры, это плохо. И то, что я ей сейчас скажу, тоже станет известно на стройке. На чужой роток не накинешь платок. Она все такая же, какой была шесть лет назад. Что за дурацкий характер!»

— Обстановка сейчас сложная, — сказал он вслух. — Мы не должны щадить виновников аварий, потому что не знаем и не можем знать их тайных замыслов. Возможно, один раз мы ударим просто никчемника, зато в десятке случаев это будет враг, надевший личину беспечности. Стоит, положим, передо мной человек и утверждает, будто он по ошибке что-то там перепутал или не предусмотрел. Разумеется, я хотел бы поверить ему. Но что он думает? Не держит ли за пазухой камня? Кто знает! Я хотел бы поверить, но обязан подозревать, хочу простить, но принужден взыскивать. Не будучи злым от природы, совершаешь двойное насилие — над виновником аварии и над самим собой. А тут еще близкий человек упрекает тебя в бессердечии. Седьмой год живем вместе, неужто не разберемся?

Емчинов еще долго говорил, расхаживая по кабинету и заглядывая в зеркальное стекло книжного шкапа, Анна Львовна слушала молча. Гнев ее прошел. Она уже начинала раскаиваться, что наговорила лишнего. В сущности, много ли знала она о Петине? Только то, что он учится на заочном, хорошо улыбается и краснеет, как девушка. Этого мало... Она подошла к мужу, приникла лбом к его плечу и сказала просто:

— Ну, хватит. Смотри, чтобы зря не обидели человека.

Несколько минут они ходили молча, тесно обнявшись. Примирение как будто состоялось, но молчать было тяжело, и оба чувствовали себя так, точно в комнате находился кто-то посторонний. Анне Львовне захотелось поскорее разрушить это тягостное молчание. Она потерлась щекой о его плечо и сказала тихо:

— Касторка мне теперь уже не поможет, Гриша. Я, скажется, попалась!

— Рассказывай! — пробормотал Григорий, слегка нахмурясь. Он поднял голову, взглянул на нее пристально и переменился в лице. — Расска... Да нет, ты что это... в самом деле?

— Голова кружится, — сказала Анна Львовна слабым голосом. Недомогание ее прошло, но ей хотелось, чтобы Григорий встревожился и приласкал ее. — Милый мой, я знаю, что говорю...

Емчинов усадил жену в кресло и опустился перед ней на корточки.

— Значит, не совсем еще в тираж вышли, — говорил он, целуя по очереди обе ее руки. — Амортизация еще не полная. Как вы думаете, товарищ? Тебе надо съездить в город, — озабоченно перебил он сам себя. — Там эти все специалисты, как их... И поговорила бы с Варварой Шеиной, она двоих выходила, культурная баба...

Анна Львовна положила руки на голову мужа и растрепала его волосы.

— Седой дяденька! — пропела она, раскачиваясь в кресле. — Совсем седой стал, мой голубчик! И за что на тебя так накинулась! Это меня норд обозлил, и пыль, и нездоровье... Только я хочу, чтобы ты был таким... — она пощекотала пальцами, подыскивая слово, — таким... крепким!

Солнце стояло в небе туманным пятном. Гнулись и гудели провода на столбах. Грузовики протяжно трубили, блуждая в клубах пыли. Сумерки начались сразу после полудня, а к вечеру пошел снег.

В этот день на промысловом складе производился ремонт. Среди лестниц, обрызганных краской, кистей, ведер с известью растерянно бродили кладовщики. С промыслов приходили люди, требовали материалов и спецодежды. Они хрипло ругались и стучали в окна, дыша клубами пара.