Наконец, мы решили, что пора домой, ведь завтрашний рабочий день никто не отменял. Я расплатился, хоть Ника и пыталась что-то бухтеть про дружбу и равноправие полов, и мы вышли на улицу.

Ледяной сырой ветер ударил в лицо, забрался под куртку мерзкими холодными пальцами. Осень в этом году какая-то особенно противная и промозглая! Я снова воспользовался случаем обнять Никешу и повел ее к ее дому.

Мы вошли в подъезд, избавившись от омерзительной осенней погоды, и я перешел к решительным действиям — притянул ее к себе и поцеловал.

— Что это сейчас было, Птичка? — поинтересовалась Ника, когда наши губы разъединились.

— Ну как же, это та самая часть нашей дружбы, которую ты же сама и назвала постельной. Или я что-то не понял? Или я чего-то не помню?

И тут мне стало так тоскливо, так тоскливо, что просто не передать. Ника опустила глаза и проблеяла что-то вроде:

— Ну, да, но…

Но? Но?!! Музыкант или извращенка? Боже, пусть это будут критические дни! Умоляю!

И тут на мои молитвы судьба ответила мне так, как я вообще не ожидал. Подъездная дверь распахнулась, и вошел музыкант.

И надо было видеть, какая это была сцена! Я, держащий в объятиях Нику, и он с перекошенным от изумления лицом, губы в ниточку, лягушачьи глаза прищурены, кулаки сжаты… Красота!

Жалко было только Нику. Она побледнела и как-то дернулась, освобождаясь от моих рук. Спасибо, что не отскочила в ужасе. Черт, как жаль, что он не пришел раньше, когда мы еще целовались! Я ухмыльнулся. Что я еще мог сделать?

— Э… Влад? А ты как здесь?... Ты же занят был…

Бедная Ника! И бедный я, если уж на то пошло! Она оправдывается перед ним. Не передо мной, а перед ним!

— Я освободился, — очень ровным голосом сказал музыкант.

— А я… мы с Таиром пиво пили, — пролепетала Ника, — знакомьтесь: это Таир, мой коллега, а это Влад, мой… друг…

Вот это прикольно! Это, а не брызжущая ядом Ли в курилке! Вот это просто анекдот!

Музыкант сощурил зенки еще сильнее и поглядел на меня. И я на него. Ну, фраер, давай поиграем!

— Привет, — и я протянул ему руку.

— Привет, — и он пожал ее. Жаль, жаль. Мог бы и устроить сцену. Я так на это рассчитывал!

Ника, все еще бледная и растерянная, попыталась нас развести:

— Ну, может, я тогда…

— Угостишь меня чаем? — спросил музыкант, не дав ей возможности соскочить.

— Да, горяченького и я бы попил, там холодина такая, — ой, как же стыдно перед Никой! И как же мне нравится морда музыканта!

Ника кивнула:

— Да, пойдемте пить чай!

И мы пошли. Я, пользуясь случаем, нырнул в раскрывшиеся двери лифта сразу за Никой и почти прижал ее к стене, вроде как давая место музыканту, а на самом деле просто демонстрируя ему всё. Но он не повелся и на этот раз — вошел и встал с каменной будкой. Лифт поехал.

В квартиру мы вошли в обратном порядке: Ника, за ней музыкант, а потом уж я. И он тут же продемонстрировал мне свое «всё»: скинул куртку и пошел вглубь квартиры. Я увидел, как он стащил с себя джемпер, бросил его на кресло, потом майку на ручку двери, потом часы на полочку шкафа… Сука!

Ника ушла мыть руки, а я тоже разделся и пошел в кухню. Включил чайник, достал чашки, разложил пакетики и заорал на всю квартиру:

— Ника! Тебе сахару как всегда?

Ника что-то пискнула из ванной, зато музыкант явился самолично, в одних штанах.

— А тебе сахар класть? — поинтересовался я негромко и приготовился к сцене.

— Две ложки. И лимон, — ухмыльнулся музыкант и распахнул холодильник.

В это время вышла Ника. Посмотрела на нас злобно и вдруг сама затеяла сцену:

— Я смотрю, вы нормально так освоились, да? Этому жарко, этот чаю возжелал. Может, я тогда лучше поеду к Ли? Или мы ее позовем и сыграем в дебчик*? Два на два? Девочки против мальчиков? А потом победители трахнут проигравших? Прикольно получается, чё!

Ух, как она может, если ее как следует достать! Музыкант спал с лица, да и я не светился больше самодовольством.

— Ну, чего вылупились? Пойдем уж тогда сразу в койку, повыясняем, у кого длиннее! Ладно, Каа, но ты-то, Птица! Какого хрена? Впрочем, почему это «ладно Каа»?! Каа свою ревность тоже может смело засунуть в задницу, собрать шмотки и привести себя в божеский вид, стриптизерша хренова! А ты, Агаларов, отвали от чашек, это бабушкин кузнецовский фарфор, и нехрен лапать его руками! Павлины, мать вашу! Мачо-мучачо!