Шрифт:
В ту пору мне было пять лет.
Отец мой работал на заводе столько, сколько я его помнил. Он из кожи вон лез, чтобы заработать лишние деньги для семьи, не щадя ни себя, ни своего свободного времени, ни своего здоровья. Иногда он не жалел и меня с матерью.
Когда я учился в первом классе начальной школы, произошло ужасное событие. Один из учеников, наш одноклассник, попал под грузовик. Он умер в тот же час в машине скорой помощи, не приходя в сознание.
Учеба была прекращена, вся школа была подавлена. Все знали этого мальчугана, веселого и подвижного – настоящий супергерой-подросток для всех ровесников.
Когда я стоял у гроба, еще до того, как его повезли на кладбище – я не знал, что мне нужно чувствовать. Меня обуяли страхи неизвестного, маленький шажок для меня, но гораздо больший прыжок для… чего? Эмоции становились непонятны, как если бы это были ощущения абсолютно другого человека – отчасти им был тот я, которым было суждено стать в будущем, но возможно – это была та моя часть, что погибла вместе с этим мальчишкой.
Слезы пытались свернуться в глазах, но они застывали раньше и быстрее – как неизвестное заболевание слезных желез, неспособных к выполнению своей задачи. Но я все равно чувствовал соленую влажность. Она была в груди. С каменным лицом я глотал слезы вглубь своей головы, проливал их на легкие, на сердце, лил живительный эликсир на свое каменное естество.
А в момент, когда я уже готов был разрыдаться – произошло неожиданное. Даже для самого себя, несмотря на всю фантазию, я не мог представить исхода хуже.
Вместо всхлипов и завывания я случайно рассмеялся…
Неожиданно и нелепо лишь маленький смешок вылез из моей груди предательским червем, упав на мой рот, лишенный улыбки, и тут же скрылся обратно.
Когда все присутствующие вокруг обернулись, я испытал не просто приступ страха – это была самая настоящая паника. «Беги», – кричал мой инстинкт самосохранения, подсказывая единственный возможный выход. Но вместо этого я лишь заплакал, обняв талию матери, стоявшей рядом. Я не видел ее лица, но в тот момент я молился, чтобы на нем не было той же искаженной гримасы ненависти, что обступила меня со всех сторон в лицах учителей школы, родителей моих одноклассников и самих учеников.
Лишь мать погибшего не отвлеклась на минутное отступление – она продолжала рыдать у гроба.
В этот вечер отец в первый раз избил меня по-настоящему. Я плакал изо всех сил, пытаясь остановить это. Не акт воспитания, не порка за провинность – он несколько раз ударил меня ладонью по лицу, что-то крича, но я не слышал его, как и собственных криков. В моей голове лишь гудела спасительная темнота, пришедшая на помощь в столь необходимый момент. Звон в ушах лишь содрогался от ударов, но не разрывался, не позволял спасительному кокону из пустоты разомкнуться. Ведь кричал не тот «я», которого окружающие все считали настоящим; в плаче и слезах разрывался другой мальчик, которому суждено умереть с моим взрослением; он так и не заимеет достаточного количества сил, чтобы идти дальше по этой жизни.
Сейчас я расскажу, как он погиб. Его убили.
2
Мне исполнилось четырнадцать и, словно это было нечто уму непостижимое, мама решила порадовать меня особенным подарком, нематериальным, который должен был означать мое постепенное продвижение к взрослению, прохождение очередной ступени жизни. О, дьявол, как она оказалась права!
Этим подарком стала путевка в один из летних лагерей, в которых должны были отдыхать дети со всей страны, но популярны они стали только среди «таких как мы». Говоря эту фразу, я имею в виду тех детей, которые, как и я, и мои сверстники, выросли в провинциальных городах, «городах-заводах», как их стали величать позже.
Моей радости не было предела, ведь также явно, как и моя мать, я ощущал приближение чего-то большего, с чем нынешний я, несомненно, должен считаться, чего-то, что должно было снести меня своей силой, как морской волной и выбросить на берег уже совершенно другим. Мальчиком, ставшим старше.
Сборы были короткими, подарок был преподнесен за несколько дней до отъезда, меньше недели. Ехать предстояло: сперва на городском автобусе до ближайшего вокзала, а после соединения с группой таких же счастливчиков, сопровождаемых небольшой стаей «взрослых», нас ждал путь на поезде в самое сердце страны, в могучие леса, оккупировавшие своими заповедными деревьями малые поселения и лагеря.
Мой рюкзак был собран практически в тот же день, как только я получил долгожданный билет, я очень серьезно подошел к сборам, вследствие чего мне до отъезда пришлось проходить чуть ли не в одном комплекте белья, потому что все необходимое для жизни уже дожидалось меня у выхода.
Я не уверен, что отца интересовала моя поездка, но, тем не менее, он тоже поздравил меня с днем рождения, подарив потрясающий набор редких горных пород, разложенных в маленькие коробочки в длинном футляре со стеклянным верхом. Это было так здорово, что я даже не стал открывать футляр, не доставал камни наружу, боясь, как бы они не превратились в пыль от соприкосновения с недостаточно чистым и свежим воздухом.
Я брал этот почти метровый в длину ящик в руки и, наклоняя его под разными углами, невзирая на немалый вес, смотрел, как редкие солнечные лучи, с трудом продирающиеся сквозь серый смог, окутывавший наше небо, играют на гранях этих чудных камней. Зеленый малахит, слюда, гранит – даже радуга не могла похвастаться такими цветами; и это было мое сокровище, дороже любых драгоценных камней и золота.
Мать проводила меня до вокзала и передала в руки сопровождающих без видимой тоски, хотя и прослезилась перед моим окончательным отъездом. По всей видимости, ее мысли были заняты совсем другим.