Стал бы я уезжать тогда, если бы знал, что больше ее не увижу? Это сложный вопрос, требующий погружения во все мои внутренние состояния на протяжении жизни, ведь сейчас я, не задумываясь, ответил бы: «Да». Ведь эта поездка открыла мне ту темную сторону моей души, которая всегда старалась скрыться не только от посторонних взглядов, но и от моих собственных мыслей и ощущений.

Поезд представился мне самым страшным событием моей тогдашней памяти. Шумы душили меня, угнетали своим количеством и навязчивостью, и если бы не толика гордости, привитая мне отцом, то, скорее всего, я не удержал бы свой организм в узде и, или начал ныть о возвращении домой, или меня бы стало тошнить от одного только вида гогочущей толпы и снующих повсюду детей помладше.

Но и сверстники мои ничем особым от них не отличались. Они не отставали от малышни по громкости криков, даже несмотря на чуть более податливую натуру, которая могла позволить старшим ребятам и «взрослым» усмирить их, некоторые таскали сигареты у проводников и других пассажиров, кто-то бегал в туалет каждые несколько минут.

Во всем этом хаосе я видел себя песчинкой, неспособной повлиять на происходящее, которую влекло этим же безумным ветром.

Именно поэтому путь для меня стал одним лишь ночным кошмаром – я взял свои затычки для ушей и, поменявшись с пареньком помладше местами, залез на верхнюю полку, где и погрузился в сон.

Сном это, конечно, было назвать трудно, потому что сновидения упрямо отказывались идти ко мне, как я не умолял свою любимую темноту, заменяя себя лишь постоянными подъемами от особо пронзительных криков или от чередующихся остановок состава.

За шестнадцать часов дороги я ни разу не встал со своего места, даже чтобы сходить в туалет или просто передохнуть на свежем воздухе долгих остановок.

Что мне рассказать об отдыхе в лагере? Пожалуй, самое главное – это то, что он оказался совсем не таким, каким я его себе представлял.

Да, я неплохо ужился с коллективом, который, к слову, был одним из лучших во всем лагере, я играл с ними в спортивные игры, не жаловался, когда к товарищам приезжали родители, в отличие от многих других ребят и девчонок, которые закатывали прямо нестерпимые истерики, где я мог понять лишь обрывки фраз. Но они всегда были об одном – эти дети считали себя эдакими «Робинзонами», оставленными на произвол судьбы с довольно-таки неплохой жратвой и компанией.

Но я могу рассказать кое-что другое, в моем мозгу относящееся не столько к самому отдыху, ведь такая история могла случиться со мной практически где угодно. Но ей было суждено случиться именно там, в лесу, неподалеку от берега лесного озерка, настолько маленького, что его можно было проплыть вдоль и поперек меньше, чем за полчаса.

Я расскажу о своей первой любви.

Большинство воспоминаний вытягиваются из памяти с трудом, будто рыба в сети, бьющаяся на волю, в десятки раз утяжеленная кораллами, грязью и мусором.

Но те два дня я помню так, как если бы только сегодня пришел я юным и счастливым из побега.

И вот стою я на пороге маленького дома, в котором проживал наш отряд, стою без футболки, грязный, спину щиплет каждым дуновением ветра, но все настолько не имеет значения. Я все еще вижу перед глазами ту единственную, кого про себя я называл девушкой, ибо девочкой она просто не могла быть.

Я не знаю, сколько ей было лет, потому что не спрашивал. Действительно, зачем интересоваться столь неважными подробностями, если мысли заняты другим, а дыхание сорвано незнакомыми ощущениями, которые расцветают, раскидывая ветви и погружаясь глубже и глубже.

В то воскресное утро лагерь отдыхал от криков, занятий и прочей общественной деятельности. Лучшее время моего отдыха приходились именно на такие часы, когда все крикуны встречают своих заботливых родителей, которые не могут оставить ребенка одного больше чем на неделю, не обращая внимания на долгую дорогу до лагеря и обратно.

Я сидел на скамейке в небольшом отдалении от Основного Тракта – дороги от наших «поселений» до столовой, так мы его называли; вместе со своим товарищем (черт, даже не помню, как его звали) и показывал ему, в который раз, свою коллекцию сокровищ.

Обычно, где бы я ни появился со своей «шкатулкой», я тут же становился центром внимания ребятни самых разных возрастов. Не скажу, что мне это очень нравилось, но я постепенно начал привыкать к такому порядку дел, и принимал его как должное. Внимание и умы всех мальчишек и девчонок поблизости сразу были заняты моими рассказами об этих породах и камнях, которые я почерпнул из брошюры, что прилагалась к коллекции. И это было похоже на театр одного актера, и где бы я ни находился, я всегда чувствовал себя как на сцене, и это было очень странно.

Но в этот раз мой товарищ и слышать ничего не хотел о камнях – он все продолжал ныть о том, что родители нарушили обещание, не приехали за ним в это воскресенье, но, скажу честно, это очень сильно начало меня раздражать, ведь как же так – я тут сижу, показываю свою коллекцию, а «этот» даже краем глаза на нее не взглянет, все талдычит и талдычит о своих родителях, об их приезде.

Если бы не Она, то, возможно, я не смог бы удержаться и влепил ему затрещину. Что-то заставило меня отвернуть взгляд от нытика-соседа и посмотреть в сторону Тракта. Там шла девочка примерно моего возраста (во всяком случае, так мне показалось издали). Если бы на ней было платье, то можно было бы смело сказать, что она проплывала по дороге, потому что такой легкой поступи я не видел никогда до тех пор. Будто едва касаясь земли, из стороны в сторону, гоняя какую-то банку носком кроссовка, приближалась она в нашу сторону.