Шрифт:
В 1718 году первый в России общедоступный музей, по указу Петра, перевели в просторные палаты адмиралтейств-советника Александра Кикина. Сюда же перевели и первую в стране государственную библиотеку.
Месть бывшего царского любимца
Александр Васильевич Кикин долгие годы был верным сподвижником Петра I. В 1708 году государь назначил его главой Адмиралтейства.
Судя по количеству домов, которыми тот владел в новой столице, Петр Алексеевич благоволил к нему и многое позволял. Все шло хорошо у Кикина: и чины, и награды, и богатство не обходили его стороной. Вот только с фаворитом царя Александром Даниловичем Меншиковым отношения становились все хуже и хуже.
И Кикин, и Меншиков постоянно жаловались друг на друга Петру I, выжидая, когда же удастся сделать «смертельную подножку» сопернику.
В этом противостоянии повезло Александру Даниловичу. В 1718 году глава Адмиралтейства, недавний царский любимец, был арестован за участие в заговоре сына Петра I — Алексея. Несколько дней Кикина безжалостно пытали, а затем казнили.
Перед смертью «через колесование» Александр Васильевич будто бы успел прокричать, что в бывших своих домах не даст никому покоя и станет являться тенью к царю, к его приближенным и особенно — к Алексашке Меншикову.
Насколько досаждала тень казненного Кикина Петру Великому — неизвестно. А вот светлейшего князя не раз она пугала. Говорят, Меншиков даже отказывался появляться в домах, которые принадлежали его пожизненному врагу. Конечно, не переступал он и порог Кунсткамеры.
Зато служители музея жаловались, что по ночам донимала их неугомонная тень Александра Васильевича. Якобы витала она по комнатам с дуновением ветра и зловещими шорохами. Кого касалась тень Кикина — с тем случались какие-нибудь напасти. А в Кунсткамере от нее гасли свечи, но воск продолжал плавиться, и в наступившей темноте при этом оживали человеческие уродцы и чучела животных.
Но особенно пугало служивых, когда тень Александра Васильевича выводила кровью на стене: «Государь Алексей I».
На рассвете надпись поспешно соскребали со стены, а вот докладывать о том императору Петру опасались.
Ходила по столице молва, будто за несколько дней до своего ареста светлейший князь Александр Данилович жаловался своим близким, что стала посещать его по ночам тень Кикина. Она грозила пальцем и предвещала: «Скоро сам в железо будешь закован и околеешь от лютой стужи, а богатство твое часть в казну уйдет, часть в земле навсегда останется…»
Являлась или не являлась тень казненного главы Адмиралтейства к Меншикову — неизвестно. Но грозное предсказание светлейшему князю сбылось. Арест, полная конфискация имущества, смерть в северных землях… И о том уже свидетельствует не городская молва и мистические байки, а неопровержимые исторические документы.
В новом здании
Конечно, не тень казненного Кикина заставила очередных властителей империи завершить постройку специального помещения для Кунсткамеры. Такова была воля Петра Великого.
Музей переехал из Кикиных палат у Смольного двора в новое здание на Васильевский остров.
В 1727 году туда перевезли коллекции Петра I, а 25 ноября 1728 года состоялось торжественное открытие Кунсткамеры.
Многие жители Петербурга сошлись во мнении, что место для постройки музея выбрано удачно. Здание Кунсткамеры было видно издалека из разных концов города.
Михаил Ломоносов даже заметил по этому поводу, что Петр Великий хотел, чтобы на Кунсткамеру все «взирали среди своих упражнений, о науках помышляли и к ним бы любовию склонялись».
Однако как ни старались музейные служители, чтобы из старого помещения в новое не попала «зловредная нечисть» — не получилось… Взбунтовавшиеся, покинувшие своих владельцев тени экспонатов продолжали свое зловредство и в здании на Васильевском острове.
5 декабря 1747 года Кунсткамера внезапно загорелась. Пожар быстро уничтожил два верхних этажа и башню музея.
Работавшие в этом здании Михаил Ломоносов и знаменитый механик и изобретатель Андрей Нартов одними из первых кинулись спасать музейные ценности.
Увы — многие экспонаты погибли в огне.
Служители Кунсткамеры объясняли вспыхнувший пожар кознями «зловредной нечисти», но Ломоносов и Нартов не очень-то в это верили. Тем более, что они сами видели, как музейные сторожа распивали у себя в помещении водку. Но обрекать на каторгу служивых ни Михаил Ломоносов, ни Алексей Нартов не стали.
Набедокурила нечисть — ну, так с нее и спрос…
Лишь спустя семь лет, в 1754 году, по приказу императрицы Елизаветы Петровны начались работы по восстановлению Кунсткамеры. Но довести работу до конца не удалось.