И я поняла, что стала полагаться на Ребекку. Хоть она и строила из себя королеву реабилитации, когда рядом с нами кто-то был, судя по всему, это был ее способ выживания. Это притворство разогревало мою надежду.

По ночам мы разговаривали, и она оказалось удивительно открытой. Почти как будто я была ее лучшей подругой, а не той, кто мог доставить ей огромное количество проблем, раскрыв ее тайну. Посмотрев на Шона с ее точки зрения, я стала видеть его в другом свете. Я стала замечать, как он отвлекал внимание Рэндольфа от девочек и как он старательно кивал, когда Брок говорила о чем-то особенно нелепом, вроде того, как Сестрам следует общаться с мужчинами.

К моему изумлению, я тоже ей немного открылась. Я рассказала ей кое-что, например, о том, как я скучала по матери. По попкорну и ночам, проведенным за старыми, изданными еще до Войны журналами. По песням, которые мы вместе распевали. По тому, как мы никогда по-настоящему не разлучались. Ребекке нравились эти истории. Думаю, они помогли ей понять, почему я так стремилась убежать.

На пятые сутки я даже рассказала ей о Чейзе.

Не знаю, почему. Может, потому, что она любила солдата, или потому, что я чувствовала нужду дать ей знать о чем-то личном для меня. Может, потому, что ни часа не проходило, чтобы я не спросила себя, почему он поступил так, как поступил. Какой бы ни была причина, я рассказала. Не вдаваясь в детали и то, как глубоки были мои чувства к нему, а общую картину произошедшего между нами.

– Им нельзя ни с кем встречаться, если они не являются офицерами, - сообщила мне Ребекка, когда я рассказала, что он не писал.
– Они должны посвящать всю свою жизнь Цели или чему-то вроде того. Они расписываются за это, когда поступают на службу.

– Кажется, Шона это не особенно заботит.
– Я не смогла полностью очистить свой голос от наигранной нежности.

Ребекка улыбнулась, и внезапно я увидела, насколько она хорошенькая.

– Ты можешь его винить за это?

Мы обе смеялись тогда. Это был первый и единственный раз, когда мы смогли позволить себе это.

* * *

Прошло одиннадцать дней с тех пор, как я попала в исправительный центр, а от мамы или Бет не было слышно ни слова.

На двенадцатую ночь я подготовилась к побегу.

– Я пойду с тобой, - в десятый раз сказала Ребекка. Она ходила по комнате туда-сюда. Уже перевалило за полночь, но она все еще была полностью одета.

– Нет.
– Это мы уже обсуждали.
– Шон хочет, чтобы ты была здесь.

– Меня не волнует, чего он хочет!
– Ее голос стал выше. Она нервно теребила в руках блузку.
– Я не могу ничего не делать, когда он рискует жизнью ради тебя.

В течение последних дней напряжение между нами нарастало. Подлинная сущность плана становилась все более явной. Неосознанно я коснулась все еще воспаленных полос на тыльной стороне ладоней и несильно сжала кулак. Раны к этому времени затянулись, но все еще были украшены фиолетовыми и желтыми цветами. Они дико болели, особенно в такую холодную ночь, как эта.

– Он просто покажет мне, как пройти к забору, и станет притворяться, что не видит меня, - очередной раз уверяла я ее.
– Он не будет в опасности.

Ни одна из нас в это не верила.

Проходили минуты. Одна. За ней еще одна. И еще.

Я не смогла заставить себя съесть ужин. Слишком нервничала. Но вместе с остальными запасами, завернутыми в привязанный к моей талии свитер Ребекки, я спрятала холодную печеную картофелину.

– Хорошо, мне пора, - наконец сказала я ровно через полчаса после полуночи.

Она кивнула, ее лицо было бледным.

– Ну, что ж... рада была с тобой познакомиться, - слабым голосом сказала она.
– Спасибо, что не рассказала Брок про нас с Шоном. И... постарайся, чтобы тебе не пристрелили.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла. Почти сказала, что надеялась снова с ней увидеться, или что-то в этом роде, но я знала, что этого не произойдет. Когда она достигнет выпускного возраста, им с Шоном придется прятаться от МН, как и нам с мамой. Вместо слов я сжала ее плечи, быстро и неловко обняла и выскользнула в окно.

На улице шел снег, как и в ту ночь, когда девочка умерла от переохлаждения, но я была подготовлена; я натянула на себя всю выданную мне одежду - две юбки, сорочку, три водолазки с длинными рукавами и мой серый свитер. А для подпитки под одеждой у меня было немного еды.

Земля была твердой, как камень, и холод просачивался через подошвы к ступням. Кирпичное здание общежития было покрыто белым инеем. С водостоков, подобно острым клыкам, свисали длинные сосульки.

Я посмотрела в обе стороны дорожки, перед тем как ринуться через лес в направлении к генераторам. Шон будет там, готовый покончить со всем этим. Я тоже была готова.