Я вздрогнула, подумав о том, как опустошающе было бы достичь свободы, только чтобы снова ее потерять.

– Только три девушки с тех пор зашли достаточно далеко в своих попытках сбежать, и всех их убили. Когда что-то подобное происходит, это надолго отбивает у остальных охоту. Если ты достаточно безумна, то будешь первой после Кейтлин.

Понимание реального положения дел начало укореняться где-то в моем животе. Если я попытаюсь сбежать, то должна понимать, что это может стоить мне жизни, и если я умру, то это, скорее всего, будет насильственная смерть. Но если я останусь, то никогда не узнаю, была ли моя мама избита, брошена в тюрьму или расстреляна.

Западня. У меня было два варианта. И оба были не ахти какие.

– Знаешь, если ты достигнешь выпускного возраста, по закону им больше не нужно будет искать тебя.

Я не могла ждать восемнадцатилетия, но что-то ее голосе сказало мне, что она говорила не обо мне.

– Именно поэтому вы с Шоном не сбежали?

Она кивнула.

– Через три месяца я буду в безопасности. Но если он когда-нибудь решить уйти, ФБР может убить его.

Значит она сделала свой выбор. Защищать солдата.

Я недоверчиво покачала головой.

– Они не убьют одного из своих.

– Ты не права. Он будет осужден Советом. Если он уйдет в самоволку и его поймают, то казнят. Сейчас так всё устроено. Если ты мне не веришь, вспомни, почему ты здесь.

Воздух между нами застыл, а мои мысли побрели в опасном направлении. Если Шона могут казнить, то как насчет моей мамы? Это казалось маловероятным, но не невозможным.

Я должна была выбраться. И поскорее.

* * *

До того как Шон придумал план, прошло две ночи.

Мы были в классе, где читали брошюрку под названием "Дресс-код леди", когда он привлек мое внимание. Легкий кивок его головы, и я без колебаний подняла руку, чтобы попросить сопровождения до уборной. Не давая Сестре времени поручить Рэндольфу проводить меня, Шон ступил вперед и придержал для меня дверь открытой, указывая мне выйти в коридор.

Как только мы покинули остальных, он быстро сообщил мне, что директриса приказала ему подменить другого солдата, который готовился покинуть заведение; это означало, что он получит двойную смену обхода периметра. Когда это произойдет, он проведет меня к забору и будет смотреть в другую сторону, пока я не переберусь.

Звучало просто, но далеко не беспроблемно. Во-первых, надо было ждать восемь дней. Во-вторых, перебравшись через забор, мне останется надеяться только на себя, что означало около четырех часов (или пятнадцати миль) ходьбы через глушь Аппалачей в одиночестве. И, в-третьих, как только я попаду на ближайшую автозаправку, мне нужно будет напроситься на попутку, а значит, придется найти гражданина, который охотно подвезет меня и не будет требовать денег за топливо.

– Тебе следовало бы постараться, - посоветовал Шон.
– Как только поймут, что ты сбежала, тебя начнут искать. Тогда я больше ничего не смогу сделать.

Я кивнула, и хоть мое горло уже не было распухшим, я почувствовала, как в нем поднялся комок. План был ужасным, но другого у меня не было. Шон на некоторое время уставился на меня, будто бы удивленный тем, что я всерьез задумалась над его идеей. Не знаю, считал ли он меня храброй или глупой. Скорее, последнее.

– Для всех будет лучше, Миллер, если ты подождешь своего выпускного возраста.

– Я не могу ждать, - твердо сказала я, - зная, что она может быть в таком же месте.

Выражение его лица помрачнело. Я спросила, не знал ли он еще чего-нибудь о моей матери, но он ответил отрицательно. Я подумала, не скрывал ли он чего-нибудь, но, так как наши отношения балансировали на лезвии ножа, я больше не настаивала. Он недостаточно при мне запачкался, чтобы рисковать его предложением. В конце концов, музыку заказывает тот, у кого пистолет.

Поэтому я ждала.

* * *

Роза вернулась на следующий день к полудню. Она молча сидела рядом со мной в течение урока Брок по нормам этикета. Никаких шуток, никаких нахальных, показывающих промежуток между передними зубами ухмылок. Ее глаза, выглядывавшие из окружения поставленных кулаком Рэндольфа синяков-полумесяцев, теперь были не непокорными, а кроткими. Пустыми. Она была настолько же опустошенной, как та девочка, которую мы видели, как только прибыли.

Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что услышанный мной в медпункте крик принадлежал Розе, находившейся в бараке. Когда я спросила об этом Ребекку, та отвечала уклончиво. "Это страшно", - только и сказала она. И все. Но я была в ужасе.

В течение последовавших дней я изо всех сил старалась быть незаметной. Я оставалась вежливой, когда мне приходилось вести неловкие светские беседы с персоналом и другими девочками, и не нарушала правил. Я не выказывала досады или боли, когда мои неуклюжие распухшие ладони что-то роняли или когда я не могла сжать кулак, чтобы удержать карандаш. Я не привлекала внимания и таким образом позволила Брок думать, что она победила.

Но прямо у нее под носом я собирала различные вещи, как тогда, когда нам с мамой было хуже всего во время Войны. Чашку из столовой, пока никто не смотрит. Мочалку из ванной. Готовясь покинуть это место, я начала складировать еду, которая долго не портилась, под матрасом.