Годфри сглотнул. Ах, это.

Полагаю, – продолжил Годфри, – вы подвели итоги узнанного, которые мы можем использовать.

Роман подумал об этом. Пожал плечами. Гофдри ждал, что он что-то скажет, но понял: пожатие плечами и было ответом.

Он положил руку на колено Романа и вздохнул.

Я думаю, – сказал он, кивнув по направлению к церкви, – они способны развлечь друг друга достаточное количество времени, чтобы мы успели дойти до моего офиса и выпить.

Они встали и на ходу продолжили:

Итак, у нас есть еще месяц для поиска плохого волка, – сказал Годфри.

Варгульф.

Как угодно, – произнес Годфри. – А в это время оградим «нашего» от факелов и вил?

Роман кивнул. Более или менее.

Годфри отломил с ветви край засохшего березового листа. По сравнению с по- вседневной жизнью с головой в пасте льва Питера, его пресыщенность и непрони- цаемость – ничто, что тут еще можно сказать? Мудрость там, где мозг соединяется с сердцем и то, что он сейчас чувствовал, было буквальной разницей между жизнью и смертью. Он ощущал нечто, что не чувствовал с тех пор, как прекратил попытки закон- чить отношения с Оливией. Он чувствовал желание выпить, чтобы наконец-то очнуть- ся от всего этого.

Где твоя мать? – спросил он.

Роман смотрел на дорожку, по которой шел.

Она с Шелли.

***

Почти стемнело, и они двое были абсолютно одни. Доктор Годфри вернется после заката, принесет еду и заберет ее домой. Они лежали на куче одеял, расстелен- ных на алтаре, Питер с щетиной и Летой на руках был одет в свитер Годфри. Над ними стекла витража тревожил небольшой дождь.

Они были в постели, – сказала Лета. – Шериф уехал на вызов. Он оставил снаружи патруль, но они ничего не видели. Что бы это ни было, оно пробралось неувиденным и… сделало это. Это не дикое животное. Какой человек способен на такое?

Кот прыгнул на подоконник и уселся на нем; его оборванный хвост раскачивал- ся, маятником считая время. Питер запустил руку под ее футболку и медленным кру- говым движением провел по ее животу. Она же игралась с кольцом змеи, обнявшим ее палец.

Как думаешь, у пластика есть сознание, как у камня или дерева? – спросила она. – Думаешь, он помнит, где он был?

Она взяла его руку и нежно потянула, обняв ею себя, какое-то время они лежали так и слушали дождь. Она думала о жизни, растущей в ней и о тени всех этих смертей. И если все определяется в контрасте, тогда что такое жизнь, как не тень смерти. Тай- на смерти не может быть плохой, потому что без нее не будет и жизни. Жизнь вредна, но она просто случается, как неотъемлемая часть добра. И не остается ничего делать, кроме как родиться и надеяться, постоянно надеяться и чувствовать и не терять время

на проигрыш – реванша не будет.

Она положила его руку себе на грудь.

– В… церкви? – изумился он.

Позже они упали без движений, раскрасневшиеся и задыхающиеся. Она лежала на нем, не двигаясь, в повседневной женской практике мужчины игнорируют после- дующее тепло человеческого тела в подобных обстоятельствах, но ранее этим же днем он понял, что больше никогда снова не будет теплым, потому спокойно принимал его. Неожиданно черная тень промелькнула перед глазами Питера; кот спрыгнул с окна. Он выглянул наружу как раз вовремя, чтобы заметить движение по другую сторону стек- ла, мелькнувший силуэт исчез раньше, чем он смог что-либо предпринять, кроме как испытать мимолетный ужас от увиденных белых волос.

***

Шелли все еще дрожала, когда Роман вернулся домой, так что он тут же заклю- чил ее в объятия, сказав, что приготовит ужин. Упаковка со стейками все еще лежала на кухне, розовые потеки подсыхали на белоснежном кухонном покрытии, а куски мяса на полу, на них наступали. Он прибрался и уже заканчивал промывать горячей водой швабру, когда Оливия сказала:

Что случилось с передней дверью?

Роман обернулся. На ней длинный белый кардиган с рукавами, закрывающими руки вплоть до кончиков пальцев, а волосы собраны в хвост; в ее поведении не было ничего, что могло бы выдать ее отсутствие на протяжении целого дня и ночи или собы- тий, произошедших в это время.

Где ты была? – спросил он.

В Институте. У меня было что-то вроде приступа. Но Йоханн сказал, что тут не о чем волноваться.

Они смотрели друг на друга.

Теперь мне гораздо лучше, – прервала она молчание.

Роман выжал швабру.

***

В другом доме Годфри Мари ждала возвращения своего мужа и дочери. У док- тора Годфри было дурное предчувствие, при столкновении с ней в прихожей. Она знала, что Лета была с ним и даже звонила, дважды, узнать, когда они окажутся дома. И что теперь?

– Приехали так скоро, как смогли, – сказал он, упреждая ее нападки.

Она не ответила. Она подошла, напряженная, как снег, сжатый в кулак, и обняла Лету, крепко. Ее плечи дрожали. Она не злилась, ей просто было нужно обнять свою дочь.

Лета была наверху и Годфри сел в кресло в гостиной и облегченно выдохнул.

Трудный день. Длинный, длинный день. Мари села на подлокотник кресла и, положив руку сзади его шеи, массировала. Они не смотрели друг на друга, он просто сидел и чувствовал приятное давление на своей шее.