На землю!

В кустах раздался шорох и из них, несколькими ярдами дальше, появился чело- век, по другую сторону изгороди. Это был Чоссер. Она была одета в камуфляж – тем- ное хаки, пропитанное оленьей мочой, чтобы сбить собственный след – и держала винтовку с прицелом, на ее плечах висел рюкзак, и Роман понял, что ужалило волка: дротик.

Вы не понимаете, – начал он, все еще держась за изгородь.

Она остановилась, уперла приклад в плечо и прицелилась в него.

На землю! – скомандовала Чоссер.

Роман спрыгнул с забора на ноги.

Послушайте меня, – сказал он.

Не смотри мне в глаза! – крикнула она. – Сделай десять шагов назад. Держи руки так, чтобы я их видела. В глаза не смотреть.

Роман отвел взгляд.

Это не он.

Чоссер положила свою винтовку и рюкзак на землю подле Питера. Она не пока- зывала, что услышала сказанное им.

Я же сказал, это не он!

Откуда ты знаешь? – спросила она, меньше, чтобы поддержать беседу и больше для того, чтобы держать его занятым, пока она сделает то, что должна. Она может усыпить и его, если потребуется, но не хотелось бы чтобы дошло до этого. Для глаза, выстрел лишь геометрия, метраж и ветер, но для бьющегося сердца нажать на курок, держа в прицеле другое живое тело и смотреть, как оно бездвижно падает, не самое приятное чувство. Если ты, конечно, не психопат или мужчина.

Потому что… – начал Роман. Откуда он это знает? – Я был с ним в прошлый раз. Всю ночь.

Ты врешь, – сказала она. Расстегнула рюкзак.

Если навредишь ему, тебе конец! – пригрозил Роман. – Слышишь меня? Конец! – под- черкнул он патетически.

Он в порядке, – ответила Чоссер. – А если снова будешь мне угрожать, я переберусь через ограду и выбью все твои ебанные зубы.

Она вынула тонкое пластиковое кольцо из рюкзака и надела его на передние лапы Питера и затянула его. Роман прижал костяшки пальцев к своему лицу, сдержан- но и отчаянно.

Простите… – сказал он. – Но… я говорю вам, вы не знаете, что вы сейчас делаете.

Она затянула еще одни пластиковые наручники вокруг задних лап и выудила из рюкзака устройство из кожи и стали.

Это не Питер, – произнес Роман. – Мы выслеживали его. Вот зачем мы здесь. Чтобы взять след.

Она засунула язык Питера ему в пасть и, сомкнув его челюсти, надела устрой- ство. Намордник.

Сколько из того, что, как тебе кажется, ты знаешь, тебе рассказал он?

Роман беспомощно смотрел вверх на растекающиеся по небу кляксы ночи. Его нога ковыряла землю, отбрасывая в сторону комья грязи. Он резко щелкнул пальцами и решительно ткнул пальцами на свежие отпечатки лап.

Варгульф не оставляет следов! – заявил он.

Она, не отвлекаясь, затягивала ремни намордника.

Вы меня слышите? – вскричал он. – Питер оставляет следы, убийца – нет!

Их просто не нашли, – отозвалась она.

Роман направился вперед, к изгороди, и она предупреждающе положила руку на винтовку.

Это будет вашей виной, – сказал он. – Если будет еще одна сегодня, то по вашей вине.

Она, затянув ремни:

Роман, все, что может быть сделано с меньшим количеством предположений, стано-

вится напрасным с большим. Это не твой друг. Это не человек. Я знаю, тебе тяжело это принять, и, верю, что и ему тоже. Я верю, что ты хочешь найти монстра, и он тоже. Но лишь потому, что он не может знать про себя. Ты не можешь знать такое о себе и про- должать быть человеком.

Роман потряс головой.

Херня, – сказал он. – Просто какая-то херня.

Она проверила узлы на Питере еще раз и поднялась.

Это животное, – произнесла она. – Вот, что он такое.

Роман посмотрел на нее умоляюще. Она повторила свою команду о зрительном контакте.

Если вы ошибаетесь, сегодня ночью кто-то погибнет, – сказал Роман. – Разве вы не видите, что я просто стараюсь помочь? Почему вы не даете мне помочь?

Потому что ты не веришь в Господа, – ответила она.

Она вытащила из Питера дротик.

Пожалуйста, направляйся к своей машине и уезжай по своей воле. Я очень расстро- юсь, если ты вынудишь стрелять в тебя.

Какое-то время Роман оставался неподвижным, если не считать игру теней на его двигающихся челюстях. Затем он повернулся спиной к изгороди и побрел прочь.

Бог не хочет, чтобы ты был счастлив, Он хочет, чтобы ты был сильным, – сказала она ему вслед.

Она перевела взгляд на поистине блестящий образец под ее ногами, дышащий последними глотками свободы. Вопросы о правильности и справедливости в сторону, волк все равно умрет в клетке. Его вид не знает, как жить в них. Она опустилась на колено и поместила свои ладони на его грудь и живот и почувствовала его дыхание, позволив себе единственный момент жалости, прежде чем сделает то, что должно быть сделано. Смерть свободы оплакивают больше всего.