Зазвонил его телефон. Питер. У Дестини было видение – Третий Глаз – и она увезла Линду ночью. Они находятся в городе.

На что это похоже? – спросил Питер.

На последний раз, когда Шелли делала тосты, – ответил Роман. – Возможно, коктейль Молотова. Или граната.

Питер молчал. Затем произнес:

Что случилось прошлой ночью?

Я не знаю, – сказал Роман. – Последний раз, когда я тебя видел, ты лежал на земле, и Чоссер собиралась забрать тебя, а я ничем не мог помочь. И я уехал, просто ехал вдоль реки, пока не придет что-нибудь на ум, и тут позвонила мама и сказала возвращаться домой и присматривать за тобой. Я приехал домой, ты был уже там. Ее не было. Она еще не вернулась?

Нет, – ответил Питер.

Чтож, похоже, я не привезу тебе сменную пару носков. – Он потер лицо и заметил, что на руках остались черные следы копоти. – Я видел, как ты превращался обратно сегодня утром.

Снова пауза.

Да?

– Да. Это… это было… красиво.

Ладно, – сказал Питер.

Я не педик! – отозвался Роман. Он повесил трубку, заметив темную фигуру в боко- вом зеркале машины, и повернулся, чтобы увидеть кота, сидящего неподалеку от него. Животное смотрело на него, пламя лизало мениски его глаз. Роман взглянул на кота.

Тот смотрел на его лицо загадочно и неописуемо, как сама ночь. Роман шагнул вперед, расставив руки на уровне колен, и быстро схватил ими кота.

***

Питер повесил трубку и заметил себя в том же зеркале, что и прошлой ночью, думая, что какое отражение оно покажет на утро после Снежной Луны. Бесполезно, ничего кроме лица мрачного и серого, на день старше. Лицо без мыслей. У него была одна. Чьим сыном он был? Он сильно шлепнул себя ладонями по голому животу и, спустившись на кухню, подошел к холодильнику. На нижней полке лежало двадцать две унции говядины, в мокрой и красной от крови бумажной обертке. Он поставил металлическую сковороду на плиту и повернул ручку газа на максимум, вытащил мясо из бумаги. Подождал минуту, пока сковорода достаточно прогреется, прежде чем бро- сил в нее стейк, который тут же издал жгучий крик, крик, словно был живой и умирает только что. Он дал ему лишь несколько секунд обжариться и, схватив руками, пере- вернул. Затем выключил пламя, убрал сковороду и взял стейк в руки. Его поверхность стала коричневой, но изнутри сочился красный сок и внутри он был все еще розовым, и когда он откусил первый кусок, центр его казался практически пурпурным. Да да да да да да да да. Он едва успевал жевать и глотать, прежде чем откусить новый кусок,

и следующий. Сок стекал вниз по его рукам и подбородку и волосам его торса. Жадно держа мясо обеими руками, и отводя голову назад, чтобы было удобнее его рвать зуба- ми, он заметил, что Лета стоит у входа.

Питер остановился, его лицо блестело, и кроваво-жирные струйки сбегали по его груди. Ни один из них не знал что сказать. Вечная загадка: о чем может думать человек в любой момент жизни. Затем, движимый безымянным стимулом, он бросил стейк на пол, и они прильнули друг к другу, крепко обнявшись.

Что мы будем делать дальше? – наконец спросила она.

Думаю, мы будем стоять здесь, как сейчас, пока что-нибудь не произойдет само, – от- ветил Питер.

Она вжалась лицом ему в подмышку. Он был липкий, словно провел прошлую ночь в лихорадке и пах так же плохо, как выглядел, но его идея звучала прекрасно.

Распахнулась входная дверь.

Питер, схватив Лету за руку, подтолкнул ее к задней двери. Не думая, просто беспечно отдавшись своему самому основному инстинкту, фундаменту, на котором зиждились все остальные. Лес, всегда беги в лес. Они пересекли лужайку и двор, но прежде чем достигли линии деревьев, услышали шум у задней двери дома и вместе с ним команду:

Стоять!

Они остановились. Медленно повернулись. В дверном проеме стоял Шея. Оде- тый в джинсы и свитер он, тем не менее, направлял на Питера служебное оружие.

Питер слышал о теории большого взрыва и идеи, что целая вселенная может всосаться в маленькую черную дыру, но это никогда не было чем-то, что имело для него смысл, пока он не заглянул в дуло пистолета, наставленного на него. Появился Нос, также в повседневной одежде.

Руки вверх, – сказал Шея.

Они подняли свои руки.

Ты! – произнес Шея, выделяя Питера. – На землю, живо, ты больное животное!

Шея держал его на мушке, пока Питер ложился на живот. Трава прикоснулась к его коже, и он внезапно понял насколько холодный сегодня день, насколько холоден он

сам. Тот вид холода, словно ощущение, что больше никогда не согреешься. И, как знал Питер, он больше не согреется. Нос вышел вперед и грубо завел руки Питера ему за спину.

Аккуратнее, – слабо проговорила Лета.

Нос опустил колено между лопаток Питера и достал пару наручников.

Питер Руманчек, – начал он, – у вас есть право остаться выебаным, ты ебаный кусок преступного дерьма.

Он начал вставать, перенеся весь вес на колено. Питер ахнул.

У вас есть право выебать самого себя, – продолжал он. – Если вы выберете восполь- зоваться этим правом, ваш зад будет выебан для вас в зале суда.

Он пнул Питера. Лета закричала, чтобы он остановился. Он ее игнорировал. Он только сел на своего конька. Поставил Питера на ноги. Боль в плечах, нежеланное от- влечение от боли в запястьях, куда впился металл наручников.