Шрифт:
***
Фургон был припаркован в полумиле дальше от сортировочных путей. Чоссер, посидев несколько минут на заднем бампере и переведя дыхание, наклонилась вперед и затем вверх, потянувшись во весь рост. Больнее, чем должно быть, тащить груз так далеко. Она не знала было ли дело в ней или в ее задании, но нахождение на этом поле заставляло ее чувствовать себя моложе. Она поднялась закрыть дверцы, но останови- лась, взглянув на секунду на грязные лапы. Сомнения грызли, но метод преобладал: воспроизводимые наблюдения и измерения материалов явления. Здравомыслие науки
в апостольской потребности торговли с загадками мира, Бог есть самая необходимая гипотеза. Она заперла мудрого волка в фургоне.
Возьми же меч: его свет дает веру, его тяжесть дарует надежду, его острота несет ми- лосердие, – сказала она.
Она взглянула на реку. На другом берегу несколько фонарных столбов отража- лись в воде, создавая ряд повторяющихся восклицательных знаков – !!!. Она вынула телефон. Держала кончики пальцев на шее близ распятья, но, не дотрагивалась до него. Набрала номер.
Он связан, – произнесла она. – Готовьте постель.
Она завершила разговор и смотрела на тихо гаснущий свет экрана мобильного,
затем обошла фургон вокруг, подойдя к водительскому месту, и встретилась лицом к лицу с Оливией Годфри.
И, снова здравствуй, – сказала Оливия. Она одета в вечернее атласное платье, столь же белое, как и ее усмешка и Чоссер не могла понять, как нечто, столь абсурдно оде- тое, вдруг напугало ее, но это не приоритетно.
Чоссер вытащила из кобуры свой пистолет 38-го калибра и направила на Оли- вию. Стрелять в другое живое тело не так уж и просто.
Оливия смотрела на нее с приподнятой головой.
Крестик, что ты носишь, – начала она, – он не твоего ордена.
Миссис Годфри, – сказала Чоссер, – я дам вам лишь одну возможность медленно положить ваши руки на капот, и если вы сделаете хоть один шаг в мою сторону, я убью вас.
Оливия склонила голову набок.
Святой Иуда. О, Маленькая Мышка: Почему ты чувствуешь себя такой запутавшей- ся?
реке.
Она шагнула вперед. Ее платье переливалось, как отблеск поднявшейся луны на
***
И, Питер проснулся.
Он не знал, что случилось или где он находился. Он не знал ни хрена об этой херне. Не тот путь, которым нужно идти по жизни, подумал он. Он сфокусировал- ся. Он был голым и в незнакомой комнате – но он был здесь и раньше – он был в ком- нате для гостей в Доме Гофдри. И кто-то стоял рядом с ним. Роман. Роман ждал, пока он проснется. Это было в его позе и взгляде. У Романа были плохие новости.
Питер попытался сесть, но это было не просто. Он услышал тяжелый стон и понял, что он исходит от него. Попытался определить последнее, что помнит, но это было, как смотреть под водой: ничто не похоже на реальные вещи и любая тварь может сожрать тебя там.
Мое сердце действительно надрывается из-за Питера. Он не заслужил ничего из этого, я с большой меланхолией описываю его, мочащимся на дерево, или алмазы
решетки от гамака на его спине или его манеру затягивать волосы на лице, чтобы быть похожим на кузена Итта, или как он гонит белку – оп, слишком медленно! – до оврага, потому что знаю, что он не заслужил ничего из происходящего. Питеру нравится быть Питером, его жизнь, как палитра красок, выплеснутая на холст дня – завораживающе разная и непредсказуемая картина. Он не заслуживает… И, нельзя сказать, что это его вина.
Что случилось? – спросил Питер, с тяжелым чувством, будто к его словам были при- вязаны огромные мешки с песком.
Алекса и Алиса Сворн – ответил Роман. – Варгульф добрался до дочерей шерифа.
Питер посмотрел в потолок. Он не знал, что делать с этой информацией; это не уважительный способ идти по жизни. Затем он резко схватил Романа за руку и крик- нул:
Линда!
Бог не хочет, чтобы ты был счастлив,
Он хочет, чтобы ты был сильным
Когда Роман проезжал Килдерри парк, он увидел струйку черного дыма, ис- ходящего откуда-то из низины холма, у него засосало под ложечкой. Он торопился, но добравшись до дома Руманчеков, увидел ничего, кроме сожженного дотла остова
трейлера. Выбрался из машины и встал так близко к черному и обгоревшему металлу, насколько позволяла доносившаяся жара. На земле ковром распластался пепел и му- сор, и воздух что-то стукнул об его куртку. Он поднял это, зажав пальцами; опаленный фрагмент картинки «Снуппи», некогда красовавшийся на дверце холодильника. Роман осмотрелся и отвернулся от трейлера. Маленькое зеркальце, сломанное, лежало на земле, раскрытое, как ракушка. Оно треснуло и мутно отражало черный дым в белизне облаков.