Шрифт:
Холли и Марку. Ну, вы понимаете, в качестве подарка на свадьбу. Например, египетские
шелковые простыни или раскрашенную вручную гравюру Одюбона[4], или гриль Джорджа
Формана[5], или что-то подобное со смыслом.
А не глупый дневник путешествий, который, знаете ли, я теперь даже не могу подарить Холли и
Марку, потому что слишком часто упоминаю Член До Колен, якобы наличествующий у шафера….
Холли только что постучала и сообщила, что Кэл разжег огонь, и они с Марком собираются делать
рыбу на гриле, и как это чудесно, и что я должна спуститься и, кстати, теперь, когда я знаю, что у
Кэла фобия на змей, не нравится ли он мне чуть больше?
Как раз в духе Холли в такое время, когда свадьба, которую она планировала целый год, наконец-
то свершится через несколько дней, гадать, вдруг Кэл – именно тот самый, мой Единственный.
Я прямо вижу, как она надеется, что мы с Кэлом влюбимся друг в друга, поженимся, купим дом по
соседству с тем, который, знаете ли, они с Марком собираются купить когда-нибудь в Уэстчестере
(также известном как «Адова пасть»[6]), устроим наших деток в одну школу и будем собираться на
барбекю субботними вечерами, сидеть, попивая «Амстел Светлое», и обрызгивать наше
потомство репеллентами, чтобы они не подцепили энцефалит.
Ага. Даже не мечтай, Холл. Шафер не ВЕРИТ в любовь. Но не волнуйся, я уверена, что его тост на
свадьбе будет ОЧЕНЬ сердечным… Ой, нет, не будет. Потому что у него НЕТ сердца.
Так что я, промокшая и замерзшая, сижу в своей комнате, обернув голову крошечным
полотенцем, в попытках стереть грязь со своих шлепок от Стива Мэддэна, гадая, что со мной не
так. Мне же должно быть весело. Ведь это моя первая заграничная поездка, в конце концов. И у
меня не было приличного отпуска уже много месяцев, возможно, даже лет. Я просто провожу все
дни напролет в четырех стенах крошечной однокомнатной квартирки, рисуя глупых котов.
И я понимаю, что, несмотря на слова таможенника, Марке все же должен быть чудесным местом,
пусть даже с тех пор, как мы приехали, идет проливной дождь, и капли издают такие странные
глухие звуки, ударяясь о коричнево-красную черепицу на крыше над моим окном, но я Богом
клянусь, если нам с Кэлом Лэнгдоном придется из-за погоды остаться в этом доме на неделю,
только один из нас выйдет отсюда живым, и это буду я, потому что теперь мне известна его
слабость.
Но Боже ж ты мой! Почему тут кругом грязь, и по воскресеньям все закрыто, а свет вырубается,
когда включаешь плиту, да еще никто не говорит по-английски? К тому же, что за дела с этой их
рыбой? В смысле, она мне нравится… наверное… вроде того… в небольших порциях... и, конечно,
я волнуюсь об уровне жирных кислот Омега-3 в своем организме. Да кто не волнуется?
Но я спокойно могу восполнить этот самый уровень, попросив работника «H & H» раза три в
неделю кидать немного лосося на мой рогалик. И уж точно я не чувствую необходимости есть
рыбу утром, днем, вечером и ночью, как, судя по всему, делают эти итальянцы.
Погодите-ка. А не поэтому ли они тут все такие стройные?
О, Боже, да что со мной? Я в такой необычной стране, живу в чудесном доме (если не считать
отсутствия телевидения. И везде картины с Девой Марией – кажется, дядя Холли их собирает – те
самые, на которых глаза как будто следят за тобой, куда бы ты ни пошел; они такие жуткие, мне
даже пришлось снять одну в моей комнате и поставить в шкаф; ой, и тот факт, что у них нет ванн, только душ. О, и шафер будущего мужа моей подруги продолжает использовать слова типа
«злоключение» и, видимо, хочет, чтобы мы остались один на один для «беседы». Но в остальном
тут просто замечательно) с лучшей подругой, которая выходит замуж, ЗАМУЖ, за мужчину,
которого любит целую вечность. Мне бы порадоваться за Холли.
Но за окнами гроза, которая ведрами льет на нас воду, и мы застряли в этом доме вместе со
статуями Дев Марий и рыбой, которую нам оставила фрау Шумахер, и все, о чем я могу думать –
это хреновая погода, и какой у Марка злой шафер, и сколько мне придется сделать, когда я
вернусь, и как Хулио, скорее всего, будет злиться, потому что Пижон его укусил, и не будет