Шрифт:
Если я изменю фамилию, это собьет с толку моих поклонников. И вообще. Мне моя фамилия
нравится такой, какая она есть. Даже несмотря на то, что она, само собой, была передана мне
патриархальным обществом, которое порабощает женщин, лишая их данной при рождении
индивидуальности посредством брака.
Кэл:
– Вот видишь? Об этом я и говорю!
Я (снова фыркнув):
– Эй, я вообще-то пошутила.
Кэл:
– О. Что ж, я все равно как раз об этом и говорю.
Я:
– А вот и нет. Это не то, о чем ты говорил раньше. Ты сказал, что не веришь в брак, потому что
млекопитающие генетически не предрасположены к моногамии, а я привела в пример волков и
ястребов. Еще ты упомянул, что химические реакции в нашем мозгу заставляют нас верить, что мы
любим, хотя на самом деле испытываем лишь вожделение. Это все есть здесь, в дневнике. Если
ты мне не веришь, могу найти.
Кэл:
– Ты записала и этот разговор? Это же должны читать Холли с Марком!
Я:
– Э-э-э. Ну, да. Возможно. Оставь свои попытки сменить тему. Ты серьезно в это веришь? Что
человеческие существа не способны придерживаться моногамии? Потому как я могу перечислить
множество браков, в которых ни один из супругов никогда не гулял на стороне...
Кэл:
– Откуда тебе знать?
Я:
– Думаю, я бы знала, если бы мои родители друг другу изменяли.
Кэл:
– Откуда? Если бы они не сказали, ты бы даже не догадалась. Ты бы не имела ни малейшего
понятия.
Я:
– Хорошо, а как насчет родителей Ронды?
Кэл:
– Какая, к чертям, Ронда?
Я:
– Ронда. Та, которая была с Паоло. Ее родители отпраздновали тридцать пятую годовщину
свадьбы.
Кэл:
– У тебя нет ни малейшей возможности узнать, были ли родители Ронды моногамны в течение
этих тридцати пяти лет.
Я:
– Согласна. Однако держу пари на двадцать баксов, что они были. Никто не ездит в круиз с
партнером, который тебе изменяет.
Кэл:
– Ты невероятна.
Я:
– Нет, ты. Только потому, что твоя бывшая жена тебе изменяла, ты считаешь, что все женщины не
способны хранить верность. Признай это.
Кэл:
– Я никогда не говорил ничего подобного.
Я:
– Тебе и не нужно было. Это же совершенно очевидно. Когда ты говоришь, что люди не склонны к
моногамии, ты имеешь в виду женщин.
Кэл:
– Нет, не имею.
Я:
– Ты ей изменял?
Кэл:
– Кому?
Я:
– Валери?
Кэл:
– ОТКУДА ТЕБЕ ВООБЩЕ ИЗВЕСТНО ЕЕ ИМЯ?
Я:
– Холли мне сказала. Так ты изменял?
Кэл:
– Конечно, нет.
Я:
– Вот видишь? Я остаюсь при своем мнении.
Кэл:
– НАСЧЕТ ЧЕГО? Я ДАЖЕ НЕ ПОНИМАЮ, О ЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ!
Я:
– Ты не доверяешь всем женщинам из-за проступка одной из нас, коснувшегося тебя лично. Он-то
и вынудил тебя занять эту антибрачную позицию. Но проблема не в браке. А в таких кретинках,
как твоя бывшая, не воспринимающих брак всерьез или вступающих в него по ошибочным
причинам, ну, или типа того. Не сваливай вину изменившей тебе Валери на институт брака. Это не
брак вынудил ее к измене. Она просто была шлюшкой.
Кэл:
– Боже мой, ты невероятна.
Я:
– Да, но ведь я права. Вон наш съезд, не пропусти его.
Он ведет себя так, как будто шокирован, что я подняла такую личную тему из его прошлого.
И я полагаю, что это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО грубо – называть чью-то бывшую шлюшкой. Но ведь на
самом деле она такая и есть. Точно так же, как и Дэйв – шлюшка в мужском обличьи. Я же не
позволила пристрастию Дэйва к случкам с душегубкой из отдела персонала за моей спиной
испортить мое представление о супружеском блаженстве или надежду на встречу своего идеала,
не так ли?
На самом деле, я, конечно, понимаю, что технически супружеского блаженства не существует...
Брак – это работа, идеальных родственных душ не бывает. Тебе просто нужно найти человека,