— Рада, — заикнулся князь.

— Слав, — вторил ему Лис, — что ты наделала?

На душе стало совсем тошно.

— Вы, кроме как указывать, на что-то способны? — Я плюхнулась на скинутый с воза мешок. В отбитой пятой точке вновь отдалось болью. — Навыков мало? Идите и сделайте лучше!

— Слав, — Лис попробовал успокаивающе погладить меня по спине, но я отскочила, словно от чумного.

— Молчи! Сам не лучше! За какие грехи вы свалились на мою голову?! Один постоянно скрытничает да юлит, а второй проявляет чудеса тупоумия. А я, как оказывается, самая плохая и неопытная.

— Эй! — Единогласно. Всемил сжал губы, а Лис свел брови в линию.

Я долго кричала нечто невразумительное, на что обиженные товарищи отвечали руганью, затем оттащила облюбованный мешок подальше, улеглась на него и уснула.

— А если нас нагонят? — сквозь сон послышался вопрос Лиса.

— Мы неплохо оторвались, — с сомнением высказался князь. — Каков шанс, что дружина поедет по нашему пути?

Плохо же они изучили меня, если считали мизерной вероятность скорой поимки.

Итак, день начался возмутительно. Насекомые, жуки, листва, трава, песок, камешки — тело познало все горести ночевки у обочины. Ночью по мне упорно карабкался кот, и он тоже не добавлял настроению приподнятости.

Я проснулась от того, что Лис пинал меня под бок носком ботинка. Делал он это с удивительной нежностью, но удовольствия я не получала. Неудобно подвернутая нога затекла и не сгибалась.

Уже стоя на одном колене, потирая бедро, я с особой неприветливостью рассматривала семеро разномастных, но одинаково озлобленных стражников.

Их главарь, обладатель длинной козлиной бородки, противно всхрипел:

— Сдавайтесь силам нашей дружины, безбожники!

Началось. Я зевнула, не дав паузе осесть в прохладном утреннем воздухе. Стража напряглась, во взглядах появилось неприкрытое оскорбление. Лис с Всемилом, взлохмаченные и осоловевшие, осматривалась по сторонам в поисках путей отступления. На нас нацелились луки с натянутой тетивой да мечи.

— Может, не будем горячиться? — губы растянулись в устрашающем оскале.

— Заткнись, ведьма! И мы, так и быть, не отдадим тебя храму на сожжение. Обойдемся своими силами. Или охотничьими. Чьи больше по нраву? — главарь расхохотался под подобострастное хихиканье подчиненных.

Ведьма? Я закатила глаза от возмущения. На каком основании они сделали вывод? Животных не терзаю, порчи не навожу. Наоборот, детей обучаю! Да и знаю я эти «не отдадим». На месте прирежут, а в рапорте запишут: «Оказывала сопротивление при задержании». Или, действительно, охотникам сдадут. Те и церемониться не станут — искромсают ради удовольствия.

— Вообще-то — чародейка. — Облокотившись на Лиса, я встала.

— Ага, а твой дружок — правитель! — Раздался громкий смех главаря. Рукоять меча перелетела во вторую, ловко подставленную ладонь. Сам клинок искрился на солнечном свету, слепя глаза.

— Князь, — с горечью уточнил Всемил.

Дружинники не прониклись услышанным. Тетива натянулась до предела, острие меча главаря устремилось к моей груди.

До книги чар я бы не добежала. Ждать помощи от спутников бесполезно. Нет, Лис даже загородил меня собой, но толку от его благородства — чуть. На меч, как на шампур, налезет и два худых тела. Негромкие Всемилины уговоры выглядели детским лепетом.

А ярость, тоска и усталость терзали виски.

Желаете получить ведьму?

Я по-кошачьи прищурилась, прикусывая губу клыком. Один из стражников сделал робкий шажок назад. Губы исказила усмешка.

— Прекрати свои шутки, ведьма! — рявкнул глава. — Иначе позовем охотников. Уж те позабавятся.

— Щ-щ-щас, — ухмыльнулась я.

— Рада, как же ты без книги… — попытался вразумить меня Всемил, но я его не слышала.

Из-за пазухи был вытащен нож, очищенный от смолы и посему не представляющий никакой угрозы, кроме той, которую я могла причинить самостоятельно. Его лезвие тускло поблескивало.

Дружинники захохотали, тыча на моё «оружие». Я, воспользовавшись заминкой, выставила левую руку, со всего размаха полоснула по тыльной стороне ладони ножом, а затем и вовсе сжала его в кулаке. В кожу будто воткнулась тысяча мельчайших иголок. Пальцы вначале взорвались пламенем, после — потеряли чувствительность, по ним потекли горячие ручейки. От нестерпимой муки я зашипела и затрясла рукой, из которой на землю капали частые капли крови. За неделю и забылось, какова черная волшба на вкус.