— Да-да. Просто у меня в голове вертится тот глупый сюжет. И теперь, когда я об этом думаю, он мне кажется еще глупее.

— Рассказывайте.

— Значит, так… — начал он, запнувшись, и затем с преувеличенной веселостью принялся излагать свою историю. — Так вот, жила-была девушка (мужчина тоже подойдет, но пусть будет девушка), которая писала романы, точнее, детективы. И был у нее друг, тоже писатель. Оба не то чтобы бешено популярные — так, рядовые романисты.

— И что дальше? Пока все правдоподобно.

— Друг этой девушки пишет завещание и все оставляет ей — ну, гонорары за книги и так далее.

— Понимаю.

— И девушка, которой этот друг, кстати, уже порядком надоел, придумывает, как с помощью громкой сенсации сделать их книги сверхпопулярными.

— И как же?

— А вот как. Она решает прикончить его тем же способом, что использован в ее последнем детективном романе.

— Смелый ход, — произнесла Гарриет Вэйн с мрачным одобрением.

— Да. На его книги, естественно, взлетает спрос, а она срывает весь куш.

— Очень изобретательно. Совершенно новый мотив для убийства — я ведь билась над этим годы. Но вам не кажется, что это может быть опасно? Вдруг ее заподозрят в убийстве.

— Тогда спрос взлетит и на ее книги.

— Это точно! Только она, возможно, не доживет до того, чтобы насладиться успехом.

— В этом вся загвоздка, — сказал Уимзи.

— А без обвинения, ареста и процесса над ней это будет только полсенсации.

— Именно. Но ведь вы, как искушенный автор детективов, придумаете какой-нибудь выход?

— Может быть. Во-первых, она могла бы обеспечить себе хитроумное алиби. Или, при известном вероломстве, свалить вину на кого-то еще. Или заставить всех думать, что ее друг покончил с собой.

— Это слишком расплывчато, — ответил Уимзи. — Как бы она это сделала?

— С ходу трудно сказать. Я подумаю и дам вам знать. Или же… о! Гениально!

— Что?

— Пусть у нее будет мономания — только не мания убийства. Это очень скучно, да и по отношению к читателю нечестно. Пусть будет человек, которому она страшно хочет принести пользу, — отец, мать, сестра, возлюбленный или какое-то дело, требующее больших денег. Она составляет в его или ее пользу завещание и дает себя повесить, зная, что после ее смерти деньги достанутся предмету любви. Ну как?

— Блестяще! — воскликнул Уимзи, увлекшись. — Но постойте. Ей ведь не дали бы вступить в наследство, разве нет? По закону преступник не получает денег.

— Вот черт! Вы правы. Она смогла бы передать только собственные деньги. Подарить или составить специальный документ… Придумала! Смотрите: если бы она сразу же после убийства написала, например, дарственную на свое имущество, это бы включало все — вместе с деньгами, которые отходят ей по завещанию ее друга. Тогда все досталось бы предмету любви — и, по-моему, в этом случае закон бессилен!

Она торжествующе посмотрела на Уимзи.

— Послушайте-ка, — сказал он, — вам нужно быть осторожнее. Вы сами не понимаете, что придумали. Но, согласитесь, сюжет отличный?

— Высший класс! Будете соавтором?

— Еще бы!

— Правда, боюсь, возможности не представится.

— Не смейте так говорить. Мы обязательно напишем вместе книгу. В конце концов, зачем я здесь, как вы думаете? Даже если бы я мог смириться с тем, что лишусь вашего общества, то лишиться шанса написать свою самую знаменитую книгу — ни за что!

— Но все, что вы успели сделать на данный момент, — это подбросить мне убедительный мотив для убийства. Сомневаюсь, что это нам сильно поможет.

— Зато я успел выяснить, что такого мотива у вас не было, — ответил Уимзи.

— Почему вы так решили?

— Если бы у вас был такой мотив, вы бы мне не сказали. Наоборот, незаметно сменили бы тему. А кроме того…

— Что?

— Я навестил мистера Коула в «Еримсби и Коул» и узнал, кто получит большую часть прибыли от книг Филиппа Бойза. И как-то не могу себе представить, чтобы он был предметом вашей любви.

— Не можете? — откликнулась Гарриет Вэйн. — Отчего же? Между прочим, я слепо обожаю все его подбородки.

— Если вам так нравятся подбородки, — сказал Уимзи, — я постараюсь отрастить себе парочку, хотя это будет очень нелегко. Главное, продолжайте улыбаться — вам это страшно идет.

«Все это замечательно, — подумал он, когда ворота закрылись у него за спиной, — веселая болтовня поднимает настроение пациенту, только вот не двигает нас вперед. А что, кстати, с этим Эркартом? В суде он выглядел вполне прилично, но тут никогда не знаешь наверняка. Стоит, наверное, заскочить к нему и немного поболтать».