Шрифт:
Было жаль прощаться с Владом, но я не могла просить его остаться, потому что ему надо домой, и потому что мне необходимо было переварить нашу встречу.
– До завтра?
– поднявшись со скамейки, спросил у меня Влад.
Я знала, что он не увидит моей улыбки, но все равно улыбнулась.
– До завтра, - повторила я.
И он ушел.
Глава одиннадцатая
Когда я вернулась домой, то удивилась, увидев отца. Разве он не должен быть на работе… или со своей невестой?
– Алина, - я надеялась всей душой, что он не станет со мной разговаривать, как делал это несколько дней. Но это произошло.
Я, правда, не хотела останавливаться, но мое тело словно стало отдельной частью. Я застыла прямо в середине гостиной.
– Давай поговорим, - сказал папа.
– О чем? О твоем обмане? О женщине, на которой ты собираешься жениться? Или, может быть, поговорим о работе?
– я резко повернулась к нему лицом и одарила гневным взглядом.
– Конечно! Давай поговорим об этом! Обо всем, кроме меня, ведь о своей единственной дочери ты думаешь в самую последнюю очередь.
– Это не так.
– Да? Что-то верится с трудом, знаешь ли.
– Алина, - в его голосе отчетливо слышалась мука, но и мне было нелегко.
– Перестань. Ты знаешь, что ты не права. Я всегда думаю о тебе.
– Ты. Собираешься. Жениться. На. Другой. Женщине. Ты лгал мне о том, что встречаешься с кем-то, целый год! Год, папа!
– я вскинула руками.
– Сколько бы ты еще молчал, если бы я не увидела вас? Может, еще год, или два? Может, ты надеялся сказать мне об этом, когда бы на твоем пальце уже поблескивало золотое кольцо, или когда бы эта женщина в один прекрасный день вошла в эту квартиру со своими вещами и сказала: «Привет, я новая жена твоего папы и теперь буду жить с вами»?!
Как только я вспоминал картину недельной давности, когда вернулась со школы и увидела в доме рыжеволосую Юлию, или как там ее, мое сердце стало рассыпаться. Сама мысль о том, что папа любил ее, причиняла невыносимую боль. Он всегда будет принадлежать мне и маме. И я не хотела видеть рядом с ним любую другую женщину, даже если она будет самой святой и доброй в этом мире.
Папа вздохнул и нервно потер пальцами переносицу.
– Прости меня за это, - сказал он.
– Я виноват. Я знаю, что не должен был скрывать от тебя то, что полюбил другую женщину, - на слове «полюбил» мое лицо исказилось в гримасе отвращения.
– Но я надеялся, что когда расскажу тебе об этом, ты поймешь меня, - папа посмотрел на меня. Он говорил это и верил своим словам.
– А ты… Алина, ты хотела, чтобы мы с твоей матерью воспринимали тебя, как взрослого человека. Но сейчас ты ведешь себя, как маленькая обиженная девочка!
Интересно, слышно ли было, с каким грохотом моя челюсть рухнула и ударилась об пол? Невероятно, что он только что это сказал…
– Так это я виновата?
– воскликнула я.
– Нет. Я не обвиняю тебя, - папа измученно покачал головой. Ему было нелегко объясняться, но мне было тяжелее.
– Я лишь говорю о том, что ты должна понять меня.
– Я не хочу тебя понимать, папа!
– ладно, возможно, сейчас я вела себя как ребенок.
– Я не хочу, чтобы ты женился на ней! Я не хочу, чтобы она жила с нами!
– Юля хорошая.
– Да мне все равно! Я не желаю видеть ее рядом с тобой, папа!
Отец нахмурился, и взгляд, который он послал мне, заставил меня вздрогнуть.
– Не все в этой жизни будет так, как ты хочешь, - сказал папа.
– Тебе придется научиться мириться с этим. Это одно из главных правил взрослой жизни, дочка. И не тебе мне указывать, с кем жить, и кого любить. Я твой отец, а ты моя дочь. Ты не можешь учить меня жизни.
Он думал, что, сказав это, заставит меня замолчать, но вместо этого я разозлилась сильнее.
– Не говори со мной так, будто я тебе чужой человек! Не смей говорить, что это не мое дело! Это не так. Не только тебе придется жить со своим выбором, но и мне тоже! И я просто не хочу мириться с этим!
– меня затрясло от нарастающей ярости.
– Я никогда не приму женщину, которую ты выбрал, папа, - зло отчеканила я.
– Тебе придется, - холодно отозвался папа.
– Ты можешь обижаться, сколько угодно, но я не изменю своего решения по твоей прихоти, Алина. Я тоже человек, я живой, и я тоже хочу любить и быть любимым.
Прихоть? Неужели, он серьезно? О боже…
– Прекрасно, - прыснула я.
– Тогда я уеду к маме.
Внезапно папа рассмеялся, запрокинув голову, и мне хотелось закрыть уши. Сколько злобы и яда было в его смехе.
– Ты не нужна своей матери, Алина.
Я уверяла себя до последнего, что мне это послышалось. Да и раньше папа никогда не говорил со мной таким тоном. Но, к огромному несчастью, это не было слуховой галлюцинацией, хотя я отдала бы все за это. Слова папы, словно нож, вонзились мне в сердце и застряли, причиняя адскую боль.