Шрифт:
– Где вы жили до сорок пятого года?
– Усадьба наша находилась на хуторе Кавакита, в нескольких километрах от Футомата. Было там домов, — Сава на минуту умолкает и, загибая пальцы, видимо, перечисляет поименно своих давних соседей, — пожалуй, семнадцать или восемнадцать. Семья имела корову, свинью с поросятами. Куры бегали по двору — десятка полтора-два. Была у нас лошадь, работяга. На ней пахали, отец возил молоко на сельский молокопункт, часть урожая на склад, получал там удобрения. По первому снегу вывозили сахарную свеклу на станцию Футомата, грузили в вагоны. Кто не сдавал свеклу, тот не получал сахара. С весны до осени семья работала на земле. Сеяли горох, пшеницу, ячмень, гречиху, овес. Были на огороде тыквы, росла кукуруза. Осенью засаливали помидоры, огурцы, капусту.
Уместно тут еще раз полистать книгу «30 лет Карафуто». Оказывается, на южной части острова производилось до сорока видов сельскохозяйственных культур. В их числе были голозерный ячмень, картофель, баклажаны, морковь, фасоль, турнепс, брюква. Проходили по отчетам земляника, клубника. В числе технических культур немалое место занимали мята и лен. Для продажи производили зеленый горошек, сою, конские бобы, просо. Чаплановские старожилы добавляют, что тут было много яблонь, в нынешних Бамбучках – слив. Даже упоминают японца, который выращивал на клочке земли рис.
Об уровне развития животноводства могут кое-что поведать хотя бы эти несколько цифр. В Маока, включая Нода (Чехов), имелось в крестьянских хозяйствах 1 149 коров, 264 быка. Иных данных мы не нашли, возможно, скот содержался еще где-то. Известно лишь, что в 1934 году в Маокском уезде было произведено 32 тонны 373 килограмма сливочного масла. Пожалуй, стоит снова добавить цифры из экономического обзора специалистов гражданского управления Южно-Сахалинской области. К весне 1946 года на Южном Сахалине значилось 15 тысяч лошадей, 20 тысяч голов крупного рогатого скота, около 4 тысяч свиней. Насколько точны эти цифры, трудно судить, так как к этому времени мы уже успели кое-что реквизировать у японцев.
– Богато ли жила ваша семья? – спрашиваю у Савы.
– Не знаю. Богаче нас были те, у кого имелось больше скота и земли. А у нас одна корова да одна лошадь. Отец зимой уходил на заработки в лес. Может, и небогато мы жили, а хорошо тогда было. Когда наша семья уезжала в Японию, я так плакала, так плакала...
– Земли у вас много было?
– Об этом отец знал, я тогда слишком юной была, чтобы интересоваться. Земли тут хватало, были бы руки. А молодежь уходила на войну или на учебу в города. Старики да дети, что они могли сделать?
Различные источники говорят, что земля переселенцам давалась на правах аренды. Однако после того как на участке были построены дом, хозяйственные помещения, поставлен скот, если земледельческие работы были выполнены более чем наполовину, то по требованию арендатора земля передавалась в его собственность. Большинство крестьян владели небольшими земельными участками. Если число крестьян, имевших менее трех гектаров обрабатываемой земли, принять за сто процентов, то те, кто имел до пяти гектаров, составят 41,5 процента, до 10 гектаров — 15 процентов, а до 15 гектаров — всего 2,7 процента. Так что имелись все основания считать Хосокаву Ёкичи богачом.
Война – это высочайшее напряжение всех физических сил народа, это лишения и тяготы, потери физические, материальные и моральные. На труженика давят со всех сторон, нищание его неизбежно. Уже к февралю 1942 года в Японии система нормированного распределения риса была распространена на всю страну. На Карафуто, как сообщается в том же экономическом обзоре, ежемесячная норма составляла 12 килограммов рису на взрослого, 7 килограммов на детей, 120 граммов сахару. Раз в три месяца выдавали два куска мыла, 200 граммов соли, 1,5 килограмма специальных соусов.
Савво Мацудатэ вспоминает:
– Мама варила сначала сахарную свеклу, нарезанную тонкими ломтиками, потом отжимала. Жом шел корове, а жидкую массу снова варили, варили, пока она не становилась вязкой. После на медленном огне кипятили опять. Получалась вязкая коричневая, почти черная масса. Ее и потребляли вместо сахара.
Еще до начала войны с США были самораспущены политические партии, профсоюзы, а взамен сформирована «Ассоциация помощи трону». Есть основание предположить, что в Мидзухо функционировал деревенский совет «Ассоциации». В одном из протоколов допроса упоминается, что Курияма Китидзаемон является советником какого-то сельского совета. Скорее всего это как раз и был совет «Ассоциации помощи трону». В обязанности его членов входило проведение различных мероприятий, конечной целью которых было внушение крестьянам чувства ответственности всего народа за судьбу Японии. В деревнях советы «Ассоциации» создавали «рампохан» – «соседские общины», объединявшие 10-12 или немного больше семей. Савво Мацудатэ вспоминает, что у них на хуторе был свой десятник, отец часто ходил на какие-то собрания. «Соседские общины» принимали участие в распределении продовольствия и предметов быта, агитировали за подписку на военные займы, за бережливость, призывали членов общины отдать все силы «священной» борьбе, идти на самопожертвование во имя императора и будущей победы, так что вряд ли у японского крестьянина была возможность разбогатеть.
Прямых свидетельств о наличии в Мидзухо «рампохан» у нас не имеется. Однако логика поведения абсолютно всех участников драмы свидетельствует: люди были опутаны, повязаны какой-то тяжкой взаимозависимостью.
Об уровне жизни обитателей Мидзухо некоторое представление могут дать документы о конфискации личного имущества у осужденных по решению военного трибунала.
В первом из них капитан Кузовников докладывает председателю военного трибунала ДВВО полковнику юстиции тов. Синельнику о том, что «изъятые у Касивабары Дзюнси деньги в сумме 329 рублей и часы из белого металла фирмы «Сейко» без номерного знака обращены в доход государства». Какой доход от таких часов?