эфирного, всё енто тут же суетнулось, лампочками замигало да приготовилось к внезапному

срабатыванию по уговоренному сигналу. Ты бы мог про пирожок этот и забыть натурально, если б

таймер у него стоял подлиннее. А потом, через восемь пятых зим, как тряхнуло бы! Прикинь, вот

типа бублик заговорённый стибрил у мамки из шкафу по малолетству, а потом тебя на пенсии уж

как пришкындырбобило бы во всю ширь! И только надпись в стенгазете осталась бы: «Сегодня мы

прощаемся с великим учёным Всея Сангхи, выдающимся деятелем, заслуженным

экспериментатором, светлым умом и далее. Внезапный трёхдневный понос и последующий за ним

Инфаркт Имени Миокарда унёс от нас эту без-пяти-минут-просветлённую личность в только-

небо-только-ветер-только-рррадость-впереди!»

— А чё я-то? — Загрибука философски сконфуцился.

— А чё? Да ничё! Нефиг руки было распускать да чужое хапать без спросу! — Кот вдруг что-то

вспомнил в запале речи и пригорюнился, оттормаживаясь: — Да… Нефиг было цапать… Триетить

твою на кильку!

Свидетели Гиговы с интересом на него в сей момент зыркнули да переглянулись промеж себя,

еле заметно кивнув друг другу с улыбкой.

— Ну, дальше вы сами, — молвил худой. — А мы чутка попозже подойдём, шоб вам картину

не портить своим авторитетно двусмысленным присутствием.

— Хорошо, — ответил Дример. — Спасибо вам, мужики, выручили. А то мы без вас бы тут

сыграли в «джихад на рыбалке», накормили бы окуней белком да углеводами.

— Да ничё, — согласно кивнули Свидетели Гиговы, — всяко бывает. Ещё повидаемся, — и они

бесшумно скрылись в листве.

— Да… — ответил Дример и, вспомнив внезапно о том, кто такие Свидетели Гиговы вачепта,

добавил: — Уж!

— Нам туда! — твёрдо указал Загрибука левее.

— Откель знаешь? — склонился к нему Слипер.

17

7

— А ты погляди на деревья повнимательнее, — Загрибука развёл ручищами.

Вся растительность была аккуратно чутка подзавалена в одну сторону, словно чёлочка у

молодого матроса.

— Ну дык почапали сюды, раз туды, — изрёк Дример и направил свои сиротские ботиночки в

околобрежную поросль.

Мы уже говорили, дорогие читатели, что лес тут был непростой. Ни грибами, ни ягодками

здесь и не пахло. Деревья росли самые разные, от игольчатосухоньких до широкомокреньких. И

папоротнички попадались, и маморотнички. И мхи да травки в полном спектре прейскуранта,

словно в ботаническом саду. Да чем дальше, тем больше и выше становились все эти

представители флоры, равно как и пространство промеж них увеличивалось. В общем, всё

ширилось и пучилось, уходя в сизую даль. И наша четвёрка, словно сплочённые отряды Тура

Хейердала в лучшие годы, мутузила пятками эти девственно лесные насаждения, углубляясь в

научно-неопознавательные заросли. Ещё не успел Загрибука как следует нацеплять на себя

колючек, как вдруг резко стало темнеть.

— Ой, — ойкнул он и указал ручищей ввысь.

— Шо? — шокнул в ответ Дример, нахлобученный Шапкой-Невредимкой.

— Похоже, прозвенел третий звонок, и в нашем театре гасят свет, — заметил Слипер.

Темнота сгущалась на глазах. Башкирский Кот мельком посмотрел на небо и только кхекнул.

— Шо кхекаем? — осведомился Дример у него, привычно шаря по карманам в поисках

папироски.

— Темнота — дррруг молодёжи! — не оборачиваясь, ответил Башкирец, шагая во главе

партизанского отряда. — Мы приближаемся к пункту нашего назначения. Ибо сумерки —

истинное время равновесия между мирами. Только в сумерках, на границе света и тьмы,

возможны настоящие чудесатые странножуткости. А к ним мы и шкандыбаем самым коротким

азимутом.

И вообще, на мой кошачий взгляд, ясный небосвод со всеми следующими за сим загораниями,

пляжами и лежачим дуракавалянием — это пошло и безвкусно. И как говорил один мой знакомый,

праздношатающийся по астррралу адепт учения «у-вэй», уважаемый Гива-сан, — Башкир-Ата

вскочил на пень и, приложив лапу к груди, продекламировал:

Мой небосвод кристально ясен

И полон радужных каррртин!

Не потому, что мир прекрасен,

А потому, что я — кррретин!

Тут полосатый котище повернулся, чтобы спрыгнуть и идти дальше, но икнул, подскочил на