Шрифт:
побережья уж невесть сколько одиноких мужских ночей, как вдруг… Короче, налетела напасть
такая, что не приведи Потолочное Разумение! И накрыло. И сокрыло от них мир внешний. И очень
надёжно. То бишь уже через неделю нескончаемого дождя, что стеной стоял вокруг шхуны,
Свинтус спустился в каюту к Вантусу и, взболтав в рюмашке остатки «балтийского чая»…
— А что такое «балтийский чай»? — спросила Терюська, выгнув любопытный свой хвост.
— Ну, — смутился я, — это вроде как средство народное морское, которое широко
использовалось для поддержания боевого спортивного духа в рядах матросских и выдавалось
начальством адмиральским по талонам и карточкам всем и каждому в тельнике. Короче, чтоб
не скучно было и чтоб никакой вялости в частях телесных.
32
0
— Ты вокруг да около не крутись, — хитро сузила глаз Соня с холодильника, — скажи братве
кошачьей как есть, шо цэ такэ за «Вискас» и как быстро отпускает?
— Ох, — вздохнул я, поняв, что открутиться ни вокруг ни около не удастся. — Ну,
«балтийский чай» — это водка с кокаином! Точнее, даже не водка, а спирт пополам с водой. И
туда сыпали кокаин. Размешивали. И пили. И вот такое пойло выдавали в давние царские времена
всем матросам на Балтийском флоте вполне себе легально и даже в обязаловку. То есть по
военному приказу адмирала всея Балтийского округа с печатью самого царя-батюшки Руси
тогдашней. И не хочешь, типа, а надо! И попробуй не кайфани! Сразу в Сибирь поедешь
заготавливать свежевыжатый берёзовый сок с мякотью!
— Так тут легализованный торч какой-то получается! — возмутилась Соня.
— А это к тому, — поднял я палец к потолку многозначительно, — что понятия «хорошо-
плохо» весьма изменчивы в челобреческом обществе, когда дело касается искусственно
договорённых моралей и прав. И меняются они от века в век и весьма радикально!
— Но сметана-то — это всегда хорошо? — с сомнением мявкнула Терюська.
— Сметана, Терюсечка, — всегда хорошо! — без запинки утвердил я.
— Господи, как мило. Ну хоть что-то в мире есть стабильное! — по-старушечьи заметила
Терюся и успокоилась на диване, завернувшись в оранжевый плед по самые уши.
— Фу, — выдохнул я, — выкрутился-таки… Боже, сколько же ты чаёв всяких разных
напридумывал!.. Итак…
…и, взболтав в рюмашке остатки «балтийского чая», он тускло изрёк:
— Вантус, друг ты мой ненаглядный, я таки понимаю, шо мы тут будем до пришествия
спасительного болтаться в этой балтийской проруби, как гуано бакланное, если сейчас же не
поднимем наши гордые еврейские паруса и не попробуем аккуратно, но всё же несгибаемо с
намерением, как завещал нам аргентинский наш амиго, шаманист-блокнотник Карлсон Ибн-
Каштанов, добраться-таки до приемлемой гавани с горячим хумусом.
— Верно говоришь, Свинтус, брат ты мой, глубокое моё тебе уважение! Хорош уже тут
мучиться похмельем и праздною беседой за шахматами! Пора и в дело пустить наше мужество
морское и взглянуть-таки в глаза удаче, как и подобает её истинным джентльменам! А ну…
Вантус спотыкнулся, рыгнул и еле удержался на ногах, пытаясь встать. Собрание философских
сочинений Моше Хаима упало в литовский портвейн, разлитый по полу.