пары десятков шагов и смываемый тута же срочно прописанными водными процедурами.

Дуцл и Тыцл. Ёу

— Ох-х-х…

— Гляди сюды, Тыцл, наш олимпиец в себя всплыл!

— Ихдея… Ихдея… И хгде я нахожусь? — Черепная коробка у Дримера трещала внутри

мозгоедами-кузнечиками.

Он поднял голову с пола, где лежал ничком на сырой земле. Дримера колотило, ибо он был

мокрый напрочь.

12

4

— Налей-ка, Тыцл, ему бражки-простоквашки! А то он, гляди туды, вибрирует, словно

пейджер, не ровён час землетрясучку взбудоражит!

Скрипучее хихикание было, судя по всему, ответом Тыцла, ибо Дример ничегошеньки не

видел. Темно было округом, как в шкафу дедушки Мытута. Дример пытался срочно что-нибудь

узреть и пыжил зрение.

— Ща попривыкнешь, — скрипнул Дуцл. — Глаза не лупи, вывалятся. Тыцл, сгоняй за

бражкой, а то спортсмен наш озяб после рекордов!

— Ёу, брат, не вопрос, — отозвался Тыцл, и его шаги стихли где-то в гулком коридоре.

Едва Дример сел на полу, как темень и впрямь прояснилась, и его взору предстала масенькая

жилплощадь типа фронтовой землянки, три шага на два. У земляной же стены покрывался

плесенью крошечный, под стать жилым метрам, стол. На столе стоял видавший прошлую югу

чайник с подтёками и царапульками, две железные детсадовские кружечки с облупленными

эмалевыми мишками на боках и берестяной коробок. Рядышком со столом сидел на табурете

Дуцл. И глядя на него, Дример понял, почему всё такое масюсенькое. Чай, Дуцл этот был сам не

семи футов над килем. Росту в нём было, что в ребятне малой. Да и вообще он смахивал на

обычного неблагополучного подростка. Обветшалая кенгуруха, бывшая, видать, когда-то тёмно-

зелёной али тёмно-синей. Серо-буро-болотные широкие штаны, замызганные землёй и

блестевшие жировыми пятнами. Ботиночки сиротско-детдомовские на шнуровочке. Узкие

мальчишечьи плечи, несуразно малые ручонки, уши врастопырку из-под полинялой бейсболки с

давно не читаемой надписью, засаленные короткие дреды с застрявшими в них крошками и

соринками. И почему-то Дример сразу представил Дуцла верхом на велосипеде марки «дутик».

Одно не сходилось. Голова у подземельца сидела на шее несоразмерно большая, а на ней

вырисовывалась ещё та паспортная физиономия. Лицо у Дуцла глючилось одновременно детским

и старческим. Сморщенное, как залежалое яблочко, личико-то всё ж молодилось и горело

румянцем. Сеточки морщин разбегались от посверкивающих глаз во все стороны. Седая щетина

залегла на щеках и подбородке. И глядя в эти глаза, Дример понял, что Дуцл отнюдь не вчера

родился.

— Дед, — осторожно начал Дример, — а я где?

— У бобра на бороде! — Дедок радушно улыбнулся, погладив щетину на подбородке. — Ты

токма шо едва не выдохнул на окончательный крайняк, а уже пеленгацией интересуешься.

Живчик ты, аднака, олимпиец плавучий!

— Ой, я ж это… Того… В воду…

— Ага, точняк, в заплыв ушёл с тумбочки! Вольный стиль, типа, барахтаюсь как умею. Вот ты

утюга и дал, сразу рыбам на витамины пошёл. Слои-то менять — искусство, знаете ли. Тут

прыжками в аквариум никого не удивишь.

— Какие такие слои?

— Слух, да ты шо? Тебе, типа, лекцию по мироверчению и светокручению читать нынче же? Я

про Слои мира толкую! Ты ж не Попрыгаец, верно? Это только он сигает себе, аки ферзь

12

5

шибанутый по шахматной доске, куда ни попадя за триетить земель. А ты, как всяк нормальный

челобрек, шастаешь по Барьерам, из Слоя в Слой, аккурат словно червяк сквозь луковицу.

— То есть, водопад…

— Ну а ты как думал? А, ну да, ты ж не думал, ты пузыри пускал… Короче, брат, ёу, ты шо-

нить про Очуханное Храпение слыхал?

— Это типа «сон-про-не-сон»?

— Гражданина Пронесона не встречал, знаешь ли, но я тебе про Очухалово Сонное толкую.

— А-а-а-а… Что-то я такое слышал от одного шаманиста-блокнотника.

— Вот-вот, в Очуханном Храпении любая вещь может оказаться порталом из Слоя в Слой. По-

босяцки, из мира в мир, типа, ёу! Как, типа, вне тела своего физиологического оказался, так держи