Шрифт:
— Вы упоминали еще о какой-то непонятной оговорке,— напомнил советник.
— Совершенно верно, частное распоряжение,— заявил мистер Густав.— Ваша матушка распорядилась сто тысяч долларов отложить наличными, причем желательно в мелких купюрах. Почему? Один Бог знает. Эти деньги в любую минуту должны быть выданы Люси. Миссис Тауэрс распорядилась также по этому поводу не задавать никаких вопросов. Самое же интересное заключается в следующем: этим текущим счетом может пользоваться и муж Люси, при условии, что он подпишет бумагу, находящуюся в завещании в запечатанном сургучом конверте.
У советника округлились глаза.
— Муж Люси? Но у нее нет мужа! Прошло уже двадцать лет с тех пор, как он погиб.
— Точно! — согласился мистер Густав, и его любезная улыбка стала еще шире.
Он сильно затянулся превосходной сигарой и, наслаждаясь ее ароматом, блаженно вздохнул, затем продолжил:
— Три года назад, когда миссис Тауэрс пожелала внести изменения в свое завещание и добавила этот пункт, я обратил ее внимание на это обстоятельство.
— Три года назад? Но ведь она тогда прекрасно знала, что у Люси нет мужа!
Мистер Густав красноречиво, взмахнул своей сигарой.
— В то время миссис Тауэрс был девяносто один год. Вы помните, какой она была тогда? Когда я попробовал запротестовать, она мне просто заткнула рот. «Я знаю, что делаю, мистер Густав!» — твердо сказала она, а когда я на свою голову осторожно предположил, что она, по всей вероятности, имеет в виду будущего мужа Люси, она очень рассердилась и буквально пригвоздила меня к месту, заявив: «Я в здравом уме и отвечаю за свои поступки!»
— Невероятно! — воскликнул советник.— Хандлей разбился во время войны в Китае в 1938 году. Мать это прекрасно знала.
— А вы позднее ничего не слышали о супруге Люси?
— Нет, никто о нем ничего не знает... А что находится в этом запечатанном конверте?
— Не имею представления, Дарвин. Миссис Тауэрс сама написала эту бумагу и мне ее не показывала. Супруг, о котором идет речь, должен подписать лежащий в конверте документ в присутствии свидетелей. Вот и все, что я знаю. Не стоит ломать голову по этому поводу. Думаю, Люси сможет объяснить, в чем тут дело. Уже три года эти сто тысяч лежат у меня без толку в сейфе.
Советник машинально пригладил тщательно подкрученные и напомаженные усы.
— Вы же знаете, Фрэнсис, что сейчас мы в руках полиции. Пока еще не выяснено, является ли смерть матери результатом несчастного случая, самоубийством или даже убийством... Как это может отразиться на введении в наследство?
Самая любезная из всех улыбок показалась на губах мистера Густава:
— Дела о наследстве, мой дорогой друг, не касаются полиции... Если, конечно, никого из наследников не обвинят в преступлении. Прошу простить меня за эту непристойную шутку... Все происходящее не затрагивает завещания вашей матери.
Советник некоторое время сидел молча, потом с отвращением, будто он дотрагивался до дохлой крысы, взял с письменного стола листок бумаги — это была копия анонимного письма, полученного Люси.
— Люси отнесла подлинник этой мерзости в полицию,— сказал он.— Надеюсь, им удастся в недалеком будущем найти автора этой писанины. Не стану скрывать, меня это тревожит, Фрэнсис! Я хотел бы что-то предпринять. Не могли бы вы мне рекомендовать хорошего частного детектива?
Мистер Густав пожал плечами.
— Такие видные люди, как Люси, часто получают анонимные письма. Стоит ли обращать на них внимание?
Он не был склонен пользоваться услугами частного детектива, а тем более подыскивать такового для своего клиента, но вспомнил о двух процентах с пятнадцати миллионов и сказал:
— Доверьтесь полностью мне, Дарвин. Я займусь этим вопросом.
Присутствовать при крахе сильного человека всегда бывает неприятно, каким бы он ни был, плохим или хорошим. После признания Люси и проявленного ею смятения, Шанс подумал, что она потеряет сознание. Однако ей удалось, сделав огромное усилие, выпрямиться и произнести почти нормальным голосом:
— Во всяком случае, единственное, что я могу сказать,— анонимные письма писал подлый, дрянной человечишко!
Шанс обошел стол и сел на свое место. На его лице появилось выражение гадливости.
— Мне кажется, моя дорогая, вам не стоит сходить с ума. Не сомневаюсь, кто-то вздумал поиграть на затруднительном положении, в котором оказалась ваша семья. Возможно, ему даже доставляет удовольствие обливать вас грязью.
— Этот «кто-то» должен быть человеком, хорошо меня знающим! И меня это не удивляет. Я им всем знаю цену! — Люси говорила с непередаваемой яростью.