— Как это?

 — Еще увидишь. Он никого не жалеет — ни себя, ни других. И еще — он ничего не боится…

 Я хотел сказать, что вовсе не собираюсь с ним знакомиться. И что мне уже надоело обсуждать этого типа.

 Но тут Ники добавила такое, что я совсем обалдел.

 — Впрочем, даже если бы он в самом деле был мертв — мне без разницы. Я не боюсь мертвецов. И для меня нет ничего необычного в том, чтобы любить мертвеца. Мой папа был мертвым почти десять лет.

 — Что? — пробормотал я.

 Ответить Ники не успела.

 Что-то застило мне свет. Когда я поднял голову, то обнаружил, что над нашим столом нависает байкер.

 Это был настоящий монстр. Огромный, под потолок, с короткой пегой бородой. Руки в татуировках, плечи как у рестлера, пивное пузо, длинные волосы собраны в хвост. На поясе — что-то вроде тесака в ножнах, на ногах казаки, подбитые железом. Он занимал так много места, что паб показался к маленьким, тесным и жалким.

 Увидев незваного гостя, Ники радостно воскликнула:

 — Ой, Валенок! Какие люди! Садись, выпей с нами!

 Радость Ники показалась мне несколько наигранной. То есть как будто в принципе против этого бегемота она ничего не имела, но сейчас предпочла бы, чтобы Валенок оказался в каком-нибудь другом месте.

 Байкер на ее приглашение не отреагировал. Не взглянув на меня, он медленно произнес:

 — Эй, Ники, Грег не одобрит, что ты пьешь пиво с этим парнем!

 — Никто не смеет указывать мне, что делать и с кем встречаться! — вскинулась Ники. — Если Грег против, он сам мне об этом скажет!

 — Грегу по фигу, с кем ты встречаешься, — безжалостно сказал байкер. — Но ему не понравится, что ты выбалтываешь случайному собутыльнику вещи, которые его не касаются.

 — Это кто тут случайный собутыльник? — возмутился я.

 Байкер меня опять проигнорировал.

 — Пошли-ка отсюда!

 Я думал, Ники сейчас вспыхнет, но, к моему удивлению, она сказала примиряющим тоном:

 — Да забей, Валенок. Ничего такого я не разболтала. Выпей с нами, Леша угощает.

 — Ага, щас, — расхохотался я, в душе вскипая от негодования. — Отвали, как там тебя, Ботинок! Тебя сюда никто не приглашал!

 — Леша, замолчи! — крикнула Ники.

 Но было поздно.

 Байкер повернулся и вдумчиво осмотрел меня с ног до головы. Меня пробрала дрожь от его взглядам Глаза у него были жуткие — маленькие, неподвижные и холодные. Да еще и с сумасшедшинкой. Глаза крокодила. Или психа.

 Чокнутая рептилия в центнер весом спросила меня:

 — Что ты сказал, красавчик? «Отвали»?

 — Вот именно. Она пришла сюда со мной и со мной уйдет! — твердо заявил я. — Понял, толстяк?

 Байкер неожиданно заухмылялся, как будто предвкушая нечто очень веселое.

 — Я не толстый, — щерясь, сказал он. — Я — полный.

 — Полный, ну-ну. Вон брюхо качается!

 — Это не брюхо. Это мое тайное оружие — Молот Асов!

 Продолжая мерзко улыбаться, он двинул меня — пузом. Я сам не понял, как вылетел из-за стола и растянулся во весь рост на зеленом ковролине.

 Тем временем Валенок втиснулся на мое место и демонстративно отхлебнул из моей кружки.

 За соседними столиками сдержанно захихикали. А потом предвкушающе замолчали.

 Я встал. Тщательно отряхнулся и направился к столу.

 Есть у меня одна дурацкая привычка. Бороться за правду и получать по тыкве. Причем в ситуациях, когда явно ничем нельзя помочь. Например, один против пяти. Заканчивается дело обычно тем, что я ничего не добиваюсь, а жертва все равно получает все, что ей причитается, и я вместе с ней за компанию. Потом, естественно, я же оказываюсь во всем виноват.

 Я сам не нарываюсь, нет. Но если меня провоцируют… Оскорбляют на глазах у девушки, которой я хочу нравиться…

 Бугай Валенок меня не провоцировал. Он просто со мной не считался. Ему казалось, что если он на меня плюнет, то я утону.

 И меня уже не волновало, что он выше меня на голову, в два раза шире в плечах, а руки у него как у меня ноги. Я просто схватил свою кружку, выплеснул ему в морду «Гиннесс» и приготовился умереть.

 Погибель пришла в виде ослепительной вспышки света. В голове что-то хрустнуло. Когда сияние погасло, и мне удалось приоткрыть правый глаз, я обнаружил, что опять лежу на ковролине. Вся левая половина лица не чувствовалась. Левый глаз ничего не видел.

 — Эй, немочь, ты жив? — раздался сверху голос. — Скорую вызвать?