— Не надо быть магом, чтобы отводить глаза, — продолжал Грег. — Любой может научиться.

 Это его заявление меня остудило. И не очень-то понравилось.

 — Как же! — проворчал я. — Что-то не много я знаю таких умельцев!

 — Разумеется, — сказал он с легкой насмешкой. — Они тебе не отчитываются.

 Я кинул в прихожей сумку, стащил верхнюю одежду, поставил чайник и с наслаждением растянулся на диване в ожидании бабки с завтраком. Как хорошо в родной норе! Всего-то не был тут дней пять, а по ощущениям — год прошел. И что-то изменилось здесь… кажется, стало темнее и теснее. В квартире висел слабый, но чрезвычайно сложный запах, который каждый день не замечаешь, но чувствуешь только после долгого отсутствия. Кажется, каждая вещь в моем доме пахла по-своему, и они, сплетаясь вместе, создавали: некое информационное поле. Я прикрыл глаза и начал неспешно принюхиваться, перебирая каждый оттенок запаха и угадывая, чему он принадлежит и какую информацию несет. Это оказалось так увлекательно, что я спохватился, только когда мне в глаза ударило солнце, просочившись сквозь ветки тополя.

 Свет и тепло мешали состоянию чуткой дремы, которое я в последнее время так полюбил. «Не перебраться ли на пол? — подумал я. — О, или лучше — в ванную!»

 Мысль о прикосновении холодного влажного кафеля показалась мне такой заманчивой, что я немедленно сполз с дивана. Казалось — там, в сырости и темноте, под мерный звук капающей воды, свернувшись кольцом, я могу проспать хоть сутки, и только голод сможет меня разбудить…

 Голод… Я подумал о пшенной каше, и меня разобрал смех. Это что — пища? И они это едят?

 «Стоп! — спохватился я. — Кто — они? Ну-ка, рота — подъем!»

 Поскольку я все равно уже стоял в ванной (и когда успел там оказаться?), то решил умыться, ну а потом позавтракать и заняться делами. Не успел я протянуть руку к крану, как с края раковины спрыгнул мой старый знакомый домовой и опрометью ринулся в слив. Почему-то на этот раз он даже не попытался меня тяпнуть, хотя все возможности у него были. А я так же рефлекторно, стремительно — сам от себя не ожидал — хлопнул ладонью по раковине, аж фаянс загудел.

 «Не поймал, эх, — подумал я с глубокой и искренней досадой. — Промахнулся! Чуть-чуть не хватило. Это потому, что спросонья…»

 Я взглянул на себя в зеркало и даже как-то огорчился, не заметив ничего нового. Трансформация левого глаза закончилась превращением брови в невысокий колючий гребень и на этом, кажется, остановилась. В утешение я полюбовался на левую кисть, украшенную короткими темными когтями и белесой чешуей, поплескал на лицо водой и достал из стаканчика зубную щетку. Выдавил на нее пасту, открыл рот… и щетка выпала у меня из рук.

 У меня выросли клыки.

 Пара клыков сверху.

 В первый момент я замер от ужаса. Причем меня напугал даже не сам факт новой трансформации (к этому-то я уже привык и, наоборот, с любопытством ожидал новых изменений), — а вид той поистине кошмарной рожи, которая смотрела на меня из темного стекла.

 Зубастая харя с горящими в темноте глазами выглядела исключительно устрашающе.

 Нет — это явыглядел устрашающе!

 Я закрыл рот. Клыки не мешали и не чувствовались. Такое ощущение, что они складывались к нёбу, как у ядовитых змей. Уголки губ поползли в стороны, и я ухмыльнулся во всю клыкастую пасть.

 Всласть полюбовавшись своим новым обликом, я зажмурил левый глаз и включил свет в ванной. Все изменения сразу исчезли. Я видел прежнего себя — красавчика Алекса, или бледную немочь, если пользоваться определением Валенка… Но теперь мне уже казалось, что это всего лишь видимость, фантом, ложная оболочка. Просто маска для обычных людей. А настоящий я прячусь в темноте — уродливый, опасный и очень довольный собой.

 Как же так? Это истинный облик, а то — ложный? Или наоборот?

 Или, может, у меня два одинаково истинных обличья: в этом мире я выгляжу так, а в том — этак?

 Или они оба — фальшивые?

 Как отличить ложное от истинного?

 Надо будет спросить Грега.

 — …Скажи, Алекс, что ты чувствовал, когда отводил глаза?

 — Ну… — Я поерзал на жесткой скамейке электрички. — Даже не знаю. Прикольно было. Странно. Немного страшно — вдруг сейчас все развеется, мент очнется и скажет: «Что ты меня паришь?!»

 — Нет-нет, — с досадой перебил меня Грег. — Постарайся вспомнить поточнее свои ощущения. Это важно. Важнее, чем сам факт отвода глаз. Только, пожалуйста, отвечай честно.

 Я задумался, пытаясь трансформировать свои ощущения в верные слова.

 — В целом, конечно, было круто. Такое ощущение, что можешь все. Оно опьяняет. Это… ну…

 — Это власть, — подсказал Грег. — То, с чем ты раньше, видимо, не сталкивался. Стало быть, тебе понравилось управлять чужой волей.

 — Ясное дело! — Я еще подумал и, чтобы быть предельно честным, сказал: — Правда, был один момент, когда мне стало противно.

 — Ну-ка, ну-ка!

 — Не от того, что я делал, — быстро уточнил я. — А от результата. Видишь ли, этот мент… я думал о нем лучше. Я с ним до того уже разговаривал пару раз, и он мне даже понравился, как ни странно. А тут полезло наружу такое…