Большинство же евреев, однако, остались на прежнем месте, превращая его, по мере собственного обнищания, в своего рода гетто: по словам одного путешественника, это был настоящий «лабиринт узких грязных улочек с ветхими домишками, которые, казалось, вот-вот рухнут – стоит только коснуться их стен». На растянутых между домами верёвках висели рваные рубахи, заштопанные юбки и штаны.

Гимназия Барлеуса

Торговля проходила прямо перед дверями: здесь продавались «части мебели и оружия, имеющие отношение к религии вещицы, остатки униформы, инструментов, игрушек, старых чугунных украшений, разбитая глиняная посуда, ненужное барахло, тряпьё и всё то, что не имеет названия на человеческом языке». Это был огромный восточный базар, где вся жизнь проходила на улице: женщины запекали рыбу в маленьких печах, девочки качали малышей, мужчины рылись в своём старье. Путешественнику не терпелось вырваться из этого хаоса, чтобы наконец-то вдохнуть немного «свежего воздуха нормального Амстердама».

В начале XX в. дискриминация евреев усилилась: в некоторых кафе они вынуждены были платить в два раза больше, чем остальные посетители. Самый престижный и влиятельный клуб города, «Гроте-клуб», не допускал в свои стены иудеев. Не принимали их и студенческие братства и общины. Гимназия Барлеуса вообще выбрала девиз: «Никаких пролетариев, никаких девушек и никаких евреев».

Когда началась Вторая мировая война, голландцы искренне верили, что смогут сохранить нейтралитет: в конце концов, немцы считали Нидерланды арийской страной. Тем не менее уже в 1940 г. все гражданские служащие еврейского происхождения были уволены, включая учителей и профессоров университетов. Спонтанная забастовка студентов не спасла положение: еврейским сотрудникам даже не дали попрощаться со своими бывшими коллегами. Амстердамский университет потерял 26 лекторов.

Далее последовал запрет за запретом: в январе 1941 г. собственность евреев была конфискована и распродана, в августе школьникам-евреям запретили посещать занятия, открыв для них специальные школы. В сентябре появился новый запрет: об участии в общественных мероприятиях и концертах, а также о возможности посещения любых общественных заведений: от библиотеки и бассейна до ресторана и зоопарка. Вот что позже рассказала дочь хозяина амстердамского кафе «Ijsbreker»: «Газету с новостью о невозможности присутствия евреев в общественных местах принесли к нам в кафе в 5 часов. Уже через какие-то 5 минут заведение наполовину опустело. В один миг мы потеряли всё: у нас больше не было посетителей».

В январе 1942 г. безработных евреев начали отправлять в сельские трудовые лагеря, одновременно семьи всех голландских иудеев переселяли в отдельные кварталы Амстердама, обнесённые колючей проволокой, специальными знаками и разводными мостами. Следующим шагом стало принудительное ношение звезды Давида, затем – запрет пользоваться частными машинами и общественным транспортом, посещать друзей нееврейского происхождения и покидать дом с 8 вечера до 6 утра. Потом пришло время депортации. Транзитным пунктом служил Вестерборк, откуда борцы за свободу евреев похищали маленьких детей в коробках, мешках для картошки и рюкзаках, чтобы потом спрятать их у преданных друзей. Одним из спасённых оказался Эд ван Тейн, будущий бургомистр Амстердама. К слову, депортация евреев вызвала массовые протесты лишь однажды, в 1941 г., когда в столице вспыхнула так называемая «февральская забастовка».

До начала Второй мировой войны в Нидерландах проживало около 140 000 евреев, из них порядка 90 000 в Амстердаме, что составляло 13 % населения столицы. После войны в городе осталось лишь 5000 евреев, то есть 15 из 16 оказались убиты. Движение Сопротивления в Голландии было не таким уж большим: поскольку антисемитизм в стране не был столь развит, как в Германии, Франции и Австрии, многие граждане игнорировали преследования. В результате нидерландцев до сих пор преследует чувство вины, и в 2010 г. правительство принесло официальные извинения за то, что не уберегло еврейскую общину от геноцида.

Амстердам – да и Нидерланды в целом – и по сей день не оправились от потерь Второй мировой войны. Сейчас в стране насчитывается всего 41 000—45 000 евреев, из них почти половина проживает в столице, в южной части города. Большая часть считает себя иудеями, хотя лишь 1/4 постоянно посещает синагоги.

Сегодня нельзя представить себе Нидерланды без великого искусства золотого века, основы которого были заложены уже в Средние века, когда главным заказчиком произведений искусства выступала церковь.

Вплоть до конца XVI в. в Голландии преобладала фламандская школа, и основными темами живописи были аллегорические сюжеты, популярные у церкви, при дворе и среди аристократии. Одновременно на севере страны начала развиваться собственно голландская школа, главной отличительной чертой которой стал реализм. Центром нового течения был город Харлем.

После изгнания испанцев и проведения Реформации искусство претерпело изменения: теперь не было двора и церкви, покупающих полотна, а потому искусство превратилось в бизнес, существующий на свободном рынке. Приобретать картины начали торговцы и владельцы магазинов, однако главным условием заказчика было изображение на холсте собственно покупателя. Художники также превратились в своего рода предпринимателей: их задачей было создать как можно больше однотипных работ; наступил век процветания многочисленных копий. Студии уподобились фабрикам, где ученики мастеров штамповали портреты и сотворённые мастерами шедевры. Продавали картины на рынках наравне с мебелью и овощами. Вскоре дома зажиточных горожан были увешаны полотнами от пола до потолка; иностранцы не раз отмечали, что даже пекарни и мясные лавки могут похвастать парой картин. Рост конкуренции вынудил художников начать специализироваться на одном из популярных жанров того времени – это и был золотой век голландского искусства.

Около 1600 г. большинство амстердамских художников, многие из которых так и остались неизвестными, проживали в центре города: около улицы Пейлстег (Pijlsteeg), будущей улицы Дамстрат и у площади Дам. Здесь всегда продавали картины, и их было так много, что зачастую они оказывались чрезвычайно дешёвыми и не слишком детальными. Неподалёку располагался Квартал красных фонарей, где бедные художники находили своих первых моделей. Видя искусство повсюду, ребятишки, выросшие в этих краях, впоследствии нередко и сами становились художниками – как, например, Питер Ластман.