Конечно, ложь нигде не допустима, но Иуда не лгал, он предал Христа. Из наблюдений за Валей и некоторых ее «пояснений» Лева ясно понял, что она вынуждена была осведомлять обо всем МГБ. Лева видел, как она вписывала в свою книжку адреса, чтобы передать затем «ям» о его переписке. Но он не огорчался этим, а размышлял так: «Пусть больше знают, пусть увидят, что он занят только служением Христу, и убедятся, что в его переписке нет ничего враждебного и антисоветского».

Понятно, Леве было хорошо известно евангельское изречение о том, что «соблазны должны прийти в мир, но горе тому, через кого они приходят». Как выяснилось, покойный пресвитер Василий Алексеевич Кузнецов тоже был осведомителем, и на допросах Левы отозвались о нем с похвалой: «Царство ему небесное — хороший был человек!» К «некачественности» его осведомительной деятельности в МГБ относили то обстоятельство, что он «все точно рассказывал о пятидесятниках, а о своей общине кое-что утаивал».

Затем внимание Левы снова переключилось на Валю. Ее стали расспрашивать о том, как она помогала Леве, и о случае, который был в его семье, случае, выявляющем якобы все «лицемерие» Левы. Валя рассказала, что однажды Павлик, их маленький сын, сильно заболел. Мария Федоровна, его мать, будучи сама детским врачом, усиленно его лечила. Однако ничего не помогало. Ребенка рвало, и никакие лекарства он не принимал — был слаб. Тогда Лева сказал нам, молодежи, что нужно прилежно молиться Богу, чтобы Павлик остался жив. Мы молились, Павлик остался жив, и Лева сказал, что это — прямое следствие наших молитв о мальчике.

После этих слов Вали поднялся прокурор и обратился к суду за разрешением — дать ему слово. Ему дали.

— Вот вы видите, граждане судьи, — начал он, — и все присутствующие, что за физиономия этого преступника, какой он негодяй. Сам учится в мединституте — отличник, учится для того, чтобы использовать достижения современной медицины для лечения больных, и в то же время дурманит молодежь, говорит: «Молитесь, Бог поможет». Зачем ему было учиться, прикрываться медициной, которой он не верит? Он — рассадник дурмана.

— Я и теперь верю, — сказала Валя на слова прокурора, — что, когда мы молимся, Бог слышит и помогает.

Прокурор простер руку на свидетельницу и воскликнул, смотря с гневом на Леву:

— Вот плоды ваших преступных трудов!

Лева засиял от радости и громко, ясно сказал:

— Слава Богу!

Что-то говорил защитник Юрия Рязанцева. Из его речи было ясно одно — что он в вопросах Евангелия совершенно не разбирается и сам точно не понимает, что говорит.

Прокурор говорил зло и требовал для Левы самого высшего наказания.

Затем последнее слово было предоставлено подсудимым. Юрий Рязанцев просил о снисхождении к нему. Лева встал и сказал:

— Собранные и предъявленные суду материалы и целый ряд свидетельских показаний лживы и не соответствуют действительности. Что он проповедовал Евангелие, это факт. Что он привлекал ко Христу людей всех возрастов — это тоже факт. Факт также и то, что он христианин и будет исполнять повеление Христа до конца. А выводы, которые делаются из всего этого, и предъявленное обвинение в подпольной контрреволюционной молодежной организации — абсурдны. Он, Лева, готов страдать за Христа, но просит: для того чтобы суд не был виновен в его обвинении, не выносить решение, а передать его дело в Москву, и там оно будет заново пересмотрено.

– Если вы считали, что показания свидетелей неправдивы, то как жаль, что вы не задавали вопросы. Это внесло бы ясность в ваше дело, — сказала судья.

– Это бесполезно. Христос не задавал вопросов ложным свидетелям и не оправдывался. Христос страдал и терпел, и нам надлежит страдать и терпеть.

Суд удалился на совещание.

Перед зачтением приговора в зал суда были впущены все желающие. Масса верующих Куйбышевской, Чапаевской общин. Были родные подсудимых. Старушка — мать Левы — села впереди. Невдалеке сел и пожилой отец Юрия Рязанцева, с длинной узкой бородкой. Почтя рядом сидели две матери, жены: одна — жена Юрия, Вера, с совсем маленьким ребенком; другая — жена Левы, с маленьким мальчиком Павликом, который все вырывался побегать. Подсудимые не спускали глаз с дорогих близких. Сколько их здесь, сколько сочувствующих взглядов! — Встать, суд идет! — раздалось.

Все встали. Вошли судьи, и началось чтение приговора. Юрия Рязанцева приговорили к десяти годам заключения в исправительно-трудовых лагерях. Лева Смирнский был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. Все замерли.

Далее было зачитано, что на основании каких то постановлений правительства расстрел заменяется заключением сроком на двадцать пять лет.

После чтения приговора судья обратился к осужденным:

– Вам понятен приговор?

– Да, понятен, — сказал Лева. — За все слава Богу. Да простит вам Бог все, вы не знаете, что творите…

Мать Левы, обратившись к осужденным, громко сказала:

— Не унывайте! У Господа тысяча лет как один день и один день как тысяча лет.

Раздались приветственные, ободряющие слова из Евангелия.

— Уведите осужденных, уведите скорей! — со злобой закричал прокурор. Он был страшно разгневан. Во время суда он вея себя в высшей степени раздраженно; например, потребовал ареста одной из сестер — Маруси, которая отказалась подтвердить свои показания, заявив, что они не верны.