Антонио На десять тысяч лир я живу три дня..

Цилиндр снова медленно покачивается два-три раза.

Десять тысяч лир могут выручить семью .

Агостино (мгновенно раздумывает, хмурится, затем невозму­тимым тоном). Это борьба добра и зла, жестокая победа не­насытной алчности ночной стражи над справедливостью. На­ступит день, когда солнце правды прорвет своими лучами мрачную завесу, развеяв зловоние, каковое тебя окружает.

Антонио (в полном замешательстве). Да... но...

Агостино (берет Антонио за руку и провожает к выходу, не давая ему раскрыть рта). Борьба добра и зла...

Антонио. Я понимаю, но ведь...

Агостино. Наступит день... Прощай, брат, (Закрывает дверь за спиной Антонио, который не заметил, как очутился за по­рогом.) Все в порядке.

Рита. Этот тип вернется.

Агостино. Пусть только попробует: я спущу его со всех лест­ниц, захлопну дверь, а когда он начнет вопить и звать на помощь, я помогу этому нытику подняться и сволоку его в «Скорую помощь».

Родольфо. Цилиндр себя оправдал.

Агостино. Дорогой Родольфо, наши отцы, наши деды, прадеды и еще более далекие предки...

Родольфо. Я понял, продолжайте...

Агостино. Я хочу сказать, что эта шляпа (показывает на ци­линдр) веками оправдывала себя; она выполняет свое назна­чение сегодня, и так будет даже тогда, когда атомный век станет для людей далеким воспоминанием.

Родольфо. По-вашему, первой вещью, которую доставят на Марс или на Луну, будет цилиндр?

Агостино. Первой — нет. С цилиндра не начинают, к нему приходят. А ведь неизвестно еще, как отнесся тогдашний король к изобретателю этой удивительной вещи, когда тот представил ему свой проект. «Ваше величество, извольте взглянуть на этот рисунок».— «Это что, бочонок?» — «Никак нет, ваше величество».— «Кастрюля?» — «И не кастрюля, ва­ше величество».— «Значит, труба?» — «Не угадали, ваше ве­личество». Ничего не попишешь, правители во все времена были чуточку тугодумы. «В таком случае скажи сам, что это за диковинное приспособление, не заставляй меня по­пусту тратить время».— «Ваше величество, это шляпа».— «И ты принес ее мне? Уж не прослышал ли ты часом, будто я не только король, но и шляпнйк? Поди прочь, шут1» — «Успокойтесь, ваше величество. Это шляпа, которая в труд­ную минуту может спасти трон вашего величества,— ведь никогда не знаешь, как обернутся дела. Прежде всего нуж­но сказать, что могущество этой шляпы смогут оценить иск­лючительно люди образованные. Неграмотные сочтут себя недостойными ее и никогда не позволят себе не только но­сить такую шляпу, но даже примерить ее. Эта шляпа в фор­ме цилиндра, ваше величество, будет украшать в торжест­венных случаях головы министров; доктора будут надевать ее, отправляясь на консилиумы; женихи с положением и их близкие будут красоваться в ней во время венчания, чтобы все видели, что брак дело серьезное; без цилиндра не обой­дется ни одна дуэль; похороны важной особы, на которых не увидишь людей в цилиндрах, никогда не будут в глазах толпы пышными похоронами; армия вашего величества удвоится, если на воинов надеть цилиндры, и, наведя ужас на неприятеля, обратит его в бегство». Словом, дорогой Родольфо, этот головной убор столь же вечен, сколь чудодей­ствен. И каждая семья, если ей приходится туго, должна иметь наготове хотя бы одну такую шляпу, висящую до поры до времени на вешалке. Свой цилиндр я берегу как зеницу ока и никогда не расстаюсь с ним, потому что он не однажды выручал меня. На рождество или на пасху заявля­ется, к примеру, почтальон за подарком. Я надеваю цилиндр и говорю: «Милейший, у меня, к сожалению, нет мелочи... зайдите как-нибудь в другой раз». Он отвечает: «Не изволь­те беспокоиться... Счастливого вам рождества, с пасхой вас»,— и уходит. Если я скажу то же самое и при этом у меня на голове будет какая-нибудь другая шляпа или кеп­ка, он не только уйдет с постной рожей, но еще и облает меня про себя... Когда домовладелец приходил, чтобы полу­чить с меня квартплату за несколько месяцев, цилиндр от­лично делал свое дело... Хозяином дома был у нас негра­мотный старик, который вместо подписи ставил крестик... Но как все темные люди, он хотел, чтобы его сын вышел в образованные, и беда грянула, когда вместо отца ко мне пожаловал сынок... Это закон: образованные люди рожда­ются от неграмотных отцов, а неграмотные — от образован­ных. Но мы и грамотеям не дадим себя в обиду. Сколько мы набрали?

Родольфо. Семьдесят тысяч.

Агостино. Семьдесят тысяч у нас было вчера. Я еще сказал: семьдесят тысяч за три дня —не так уж плохо. Только что я принес тальк, сменил воду,—поэтому мне казалось, что у нас должно быть на десять тысяч лир больше.

Рита. Десять тысяч взяла сегодня утром ваша жена.

Агостино. Это почему же?

Рита. Она попросила, и я дала.

Агостино. Вот тебе и на!.. А если б она попросила все семь­десят тысяч, вы бы их выложили?

Рита. Она говорила про какой-то срочный платеж.

Агостино (зовет, задрав голову). Беттина!

Голос Беттины за сценой. «Что?»

Выгляни на минутку! (Повернувшись к Рите и Родольфо) Вечная история: муж ничего не должен знать . Эта женщи­на или помешанная, или мой враг. (Зовет.) Беттина!

На площадке, которой заканчивается лестница, появляется Беттина. Ей лет сорок пять, у нее живые хитрые глаза, она еще достаточно привл е кательна и полна энергии, о чем свидетельствует каждый жест ягой т и пи чной простолюдин* ки. На одежду она тратит гроши, но это компенс и руется ее умением выбрать цвет и рисунок, благодаря чему платья, пр и думанные и сшитые ею самой, вызывают постоянную зависть соседок.

Б е т т и н а. Агостино, ты меня звал?

Агостино. Что это еще за срочный платеж?

Б е т т и н а. Какой платеж?

Агостино. Не отвечай на вопрос вопросом, а то я подумаю, что ты хочешь выиграть время.

Б е т т и н а. Агостино, неужели тебе не надоело? Неужто мы с то­бой до сих пор должны выигрывать время, чтобы приду­мать, как отвечать друг дружке?

Агостино. Не прикидывайся дурочкой.

Беттина. Я ничего не поняла, Агости, только и всего. И ни­кем я не прикидываюсь, а если узнаю, что это делаешь ты, я схвачу первую попавшуюся вещь и расшибу ее об твой череп. Что ты хотел спросить?

Агостино. Куда ты девала десять тысяч лир?

Беттина. Слава тебе господи, мы уже все знаем.

Агостино. Не кипятись. Ты должна понять, что я, ты и эта бедная пара считаем минуты и гроши, чтобы собрать нуж­ную сумму. У нас в запасе еще семь дней; если же ты нач­нешь платить долги, это будет все равно что одной рукой брать деньги, а другой отдавать, и, когда время выйдет, мы не сможем выложить нужной суммы, и все наши старания пропадут впустую.

Беттина. Но ты же не даешь мне слова сказать...