Том довел его до кресла недалеко от администраторской стойки и усадил. Георг принес воды из бара.

— А кто визжал? — наконец-то разлепил губы Билл.

— Баба одна, — усмехнулся Георг. — Том обознался, подлетел к ней сзади, схватил за плечи, а она как начала визжать. Гадость! Такой скандал закатила. Ну, мы тут же прикинулись, что по-английски ни слова не понимаем, пошаркали ножками и сбежали. Кстати, откуда ты знаешь, что ее зовут Хелен?

— Я не знаю… Мне сон приснился… Помнишь, я орал утром? Ты еще меня с кровати скинул, помнишь? Мне Хель приснилась! В образе Луизы! Вечер вот этот приснился. И анекдот про рыжих! И про Густава! И Том выбежал за ней из отеля. Она стояла на другой стороне улицы и манила к себе. Том побежал, и его сбила машина. Я бежал за ним. И меня тоже… Она улыбалась… Я… Я… Я решил, что его сбила машина…

— Чего раньше-то не сказал? — надул губы Том.

— Я тебе весь день пытался сказать! — с обидой заорал Билл. — Еще этот Юрген притащился со своим гребаным Франком! Потом эта баба… Как во сне! Один в один!

Георг похлопал его по плечу.

— Я думаю, что все не настолько плохо, как ты думаешь. Хель — это не просто смерть, это своего рода трансформация прошлого себя и шанс обретения себя нового.

— Листинг, иди в задницу! Тоже мне умник нашелся! Вечно начитаешься всякой дряни, а потом другим мозги паришь. Не пугай мне брата, он и так психованный. Билл, пошли спать. Завтра концерт, а ты не в себе.

Билл повернулся к Георгу, чтобы что-то сказать, но тот отшатнулся и протестующее замахал руками:

— Нет! Нет! Нет! Даже не думай! Я не буду больше с тобой спать! Ты орешь и брыкаешься во сне!

Близнецы заржали.

— Анекдот хотите? Билл, только если он был в твоем сне, скажи сразу, — вызвал Георг лифт. — Четыре часа ночи. Звонок в дверь. Муж открывает, а на пороге жена никакущая стоит, вот вообще никакая, в рваных колготах, одном туфле. Он ей говорит: «И ты думаешь, я тебя такую домой пущу?» — «Да на хуй надо! Я за гитарой!»

— Гео, — Том серьезно посмотрел на него. — Не говори никому про это, ладно? Не надо. Ну их всех… У нас и так полно неприятностей.

— А о чем я должен рассказывать? — часто заморгал парень.

— Ну, о том, что произошло в баре, — замялся Том.

— А что произошло в баре?

Братья улыбнулись.

— Спокойной ночи, — в унисон.

Но заснуть у Билла никак не получалось в ту ночь. То ли он так перенервничал за бесконечно долгий день и взбудораженная нервная система была еще не готова ко сну, то ли слишком рано лег для себя обычного, но глаза глупо пялились в темноту и отказывались закрываться. Он крутился с бока на бок, борясь одновременно с ленью и желанием покурить. Пока лень побеждала. К тому же ему все равно было страшно. Казалось, что вокруг копошатся тени, слышны какие-то шорохи и стоны. Состояние, как в детстве — хочется прижаться к кому-то, чтобы обняли, погладили по голове, убаюкали, успокоили, сказали, что все это фантазии уставшего разума. Одиночество. Он такой маленький, такой беспомощный, совершенно один. Страх. Страх потери. Горе. Тоска. Отчаянье… Билл сжимался на постели, прячась под одеялом от чего-то липкого и ужасного. Оно холодом просачивалось сквозь тонкую шерсть. Словно давит что-то. Хочется втянуть голову в плечи. Спрятаться. Исчезнуть. Хочется выть. Лежать на полу, обнимать паркет и выть… Билл старался не думать об этом, но мысли воровато пробирались в глубь сознания, вонзались занозами, застревали иглами. Билл крутился. Укладывал подушки получше, расправлял одеяло. А непонятное что-то лезло и лезло в сознание. Пока он не понял, что это не его. Это чужая боль и страх. Чужое отчаянье. Чужое горе…

Он даже не стал одеваться. Так и пошел к нему в трусах, наплевав на камеры в коридоре. Робко потоптался перед дверью. Надо бы постучать… Но почему-то не хочется.

Тронул ручку вниз.

Дверь подалась, бесшумно впуская его в номер брата.

Приглушенный свет двух бра.

Билл осторожно переступил порог. Страшно… Очень страшно…

Тома в комнате не было. Кровать и кресла пусты. Постель разобрана и смята.

Сердце колотилось настолько сильно, что отдавалась где-то в ушах. Руки ледяные и вспотели. Билл на полусогнутых очень медленно прошел на середину. Почему-то от нахождения здесь сейчас он испытывал такой мощный стресс, что, казалось, еще немного, и грохнется в обморок. Осмотрелся.

Медвежонок! Его рыжий плюшевый Том в Америке? Том привез его сюда? Он хотел взять игрушку, но опасливо отдернул руку. Хватит того, что брат закатил истерику в автобусе. Не надо трогать чужого медведя.

Том сидел в углу за дверью, сжавшись в комок, уткнувшись носом в колени.

Билл не просто опешил. Он растерялся. Стоял и смотрел, как содрогается тело брата, как вздрагивают плечи, как тяжело и напряженно дышит.

Плачет?

Да нет же… Том… Том… он не плачет… Не умеет…

Билл очень медленно подошел к нему. Опустился на колени, почему-то боясь прикоснуться к сгорбленной спине. Это все настолько интимно, что Том вряд ли захочет, чтобы он видел его таким слабым и беспомощным.

Том тихо хлюпнул носом.

Он протянул руки и осторожно его обнял, боясь, что тот сейчас взбрыкнет, оттолкнет, прогонит. Брат находился в каком-то странном трансе. Том не шевелился, если не считать дрожащего тела, почти не дышал из-за заложенного носа, и очень-очень тихо скулил.

Алкоголь?

Нет, не пахнет…

Наркотики?

Внутреннее чутье подсказывало, что опять не угадал.

Неужели встреча с Юри причинила ему настолько сильную боль?

Билл прижал его к себе так крепко, как только смог.

Неожиданно Том громко всхлипнул и поддался вперед, обнимая его, утыкаясь мокрым от слез, соплей и слюней лицом в шею, вцепляясь зубами в голое плечо, сжимая их до боли.

Он выл. Впивался ногтями в спину, драл кожу и выл.

Он рыдал. В голос. Громко. Не стесняясь.