Лестер исполнял популярную когда-то «Только ты, только я». Вначале звучал один хор, затем трио, искусно размещенные, превосходно исполненные соло, рассыпанные по линии мотива. Мягкий и быстрый вздох под звук щеток и ухмылку Сида Катлетта и затем, с полным спокойствием человека, уверенного в своих руках и умении, Лестер создал из той же последовательности звуков другую песню, другую мелодию, связанную с предыдущей, но исключительно его собственную.

Для чего эти руки? Для чего эти звуки? А где твое воображение?

Резник не поставил автоприставки к своему телефону по одной причине: каким еще путем оградить себя от плохих новостей? Посланий, которые вы не хотите слышать?

Он видел фотографию Лестера Янга, сделанную в 1959-м. Янг в студии со своей трубой в руке, но не играет. Костюм, в котором он снят, кажется слишком большого размера, даже по моде тех дней, как если бы он усох в нем. Его голова опущена вниз, щеки ввалились. В левой руке футляр, которым он закрывает мундштук. Может быть, он думал, что поставит его на место и больше никогда уже играть не будет. Возможно, сосуды в его горле уже лопнули и происходило внутреннее кровоизлияние.

Кофе был уже готов. На кухне Резник взял конверт, который, в отличие от тех, в которых приходили деловые письма, не был коричневым, и адрес на нем не был напечатан на компьютере. Он пытался сообразить, сколько прошло времени с тех пор, когда он видел этот почерк. Сколько лет? Он хотел порвать его на две, четыре, шесть, восемь частей, рвать, пока конверт и письмо не превратятся в конфетти.

– Сюда.

Он поднял Бада одной рукой и усадил его на колени. Чашка кофе закачалась на подлокотнике кресла. Мелодия внезапно оборвалась, не закончили музыкальную фразу саксофон и рояль. В дверях стоял Лестер с инструментом у рта, но теперь он смотрел в сторону. Как если бы что-то непрошенное, из другого времени, внезапно ворвалось в дверь из далекого 1943-го. Предупреждение. Призрак.

Звонок прозвучал около семи утра, это становилось уже привычным. Большей частью такой звонок означает, что хозяин или хозяйка дома, еще не очнувшиеся полностью от сна и не выпившие еще своей первой чашки чая, обнаружили, что заднее окно в доме разбито, а дверь распахнута настежь. Может быть, что-либо одно, а возможно, и то и другое. Обычно проходит какое-то время, прежде чем гнев выплеснется наружу.

Риз Стэнли и без того был в гневе. Снега на Обергургле было крайне мало – десять сантиметров на нижних склонах (десять!) и только пятнадцать сантиметров мелкого рассыпчатого выше. Его жена и дочь-подросток проводили время в шикарных заведениях, предназначенных для отдыха лыжников, оставляя там его деньги, а сын ухитрился сломать все пальцы на левой ноге. Идея взять его с собой оказалась просто лишней тратой времени и денег.

Всю дорогу от Гатвика Ризу пришлось бороться со сном и удерживать машину в правом ряду, в то время как все вокруг него спали, ворочались и храпели.

Наконец приехали домой, а там это…

Дежурный сержант тщательно записал все подробности, редактируя бранные выражения.

– Держите, Марк, – сказал он, протягивая лист бумаги Дивайну (тот проходил мимо). – Это для вас.

Дивайн бегло просмотрел бумагу, когда поднимался по лестнице, шагая через две или три ступеньки сразу. «Почему нормальные люди держат так много ценностей дома, а не в банковском сейфе? Если бы это был какой-то старый пенсионер, прячущий пятьдесят фунтов под матрасом, его еще можно было бы понять, бедного старого педераста. Но это…»

Дивайн бросил пальто на спинку стула и отправился за чайником. Ему предстояло многое сделать, прежде чем Резник и Миллингтон явятся и будут совать везде свои носы. Подробности других ночных грабежей, полученные сообщения – все это должно быть рассортировано, положено в папки и готово к тому, чтобы оказаться на столе инспектора вместе с его кружкой крепкого, без сахара, чая.

Последняя страница, первая страница, третья страница… чего он действительно хотел бы – это положить минут на десять ноги на стол и расслабиться с газетой в руках.

– Ваши идеи? – осведомился Резник, глядя вокруг. Миллингтон, Дивайн, Нейлор, Келлог, Патель – никто из них, казалось, не горел особым желанием высказать свое мнение.

– Семейство выехало на зимний отдых, а из всего, что существует в области безопасности: ревун, охрана и все прочее, имеется только сигнал тревоги на стене, который бездействовал в течение последних восемнадцати месяцев. Очень много общего с работой у Роя. Что вы думаете об этом?

– Ворам везет? – предположил Дивайн, отодвигая стул в тень, подальше от стола инспектора.

– Повезло, что они не залезли туда раньше, – сказал Миллингтон. – Что толку в сигнале тревоги, если он даже не подключен?

– Его наличие, сэр, – заявил Патель, соединив вместе пальцы. – Средство устрашения.

Миллингтон отвернулся, игнорируя его.

– На этот раз оно никого не напугало, не правда ли? – заметил Дивайн.

Резник двумя пальцами отбивал дробь на оборотной стороне крышки стола.

– А если это ограбление не было спонтанным, сэр, – начала Линн Келлог.

– Не было чем? – прервал ее Дивайн.